Цветок папоротника
Шрифт:
– Да не кипятись ты! То и понятно… что переживает. Думаешь, не забыл её?
– Не знаю, нет её, умерла, что теперь-то говорить?
– И то верно, что теперь-то? Попереживает, и перестанет. Ты же тут, живая и здоровая, утешится, небось. Я слышала, иногда бывает, что по покойнику сохнет человек, сам того не хотя. Был бы жив человек, он бы про него и не вспомнил, а как помер, так сразу тоска берёт, вроде виноватым себя чувствует, что расстались, или ещё за что… пройдёт.
– Надеюсь. Виноватым, говоришь? – Ульяна задумалась. Может, и впрямь виноватым себя Гриша чувствует? Может, знает что, да не говорит ей? Мается, бедный, в одиночку, а высказать не может. Надо осторожно поговорить с ним, поспрашивать, авось и откроется. Жена она всё-таки ему, родной человек. Кому, как не ей, открыться? Даже если испугался он чего, поступил нехорошо, она молчать будет, не выдаст.
– Ладно, Ульяш, пойду я. – Светка засобиралась.
– Иди. – Ульяна не удерживала, скоро Гриша должен придти, ужин подогреть нужно.
Вечером сообщила Грише о свадьбе. Тот кивнул, как само собой разумеющееся.
– Пойдём?
– Конечно. Витька парень хороший. А что зимой-то?
– Ребёнок у них будет.
– Вот те раз! Шустрые…
– Да, не то, что мы…
– Упрекаешь?
– Да нет. В чём мне тебя упрекать?
– Мало люблю, наверное.
– А если и мало, тогда что?
– Тогда ничего. Сколько есть, всё твоё. Более, значит, нет.
– Гриша! Ну что ты какой?! Ты раньше другой был…
– Был, да весь сплыл.
– Может, случилось что? Скажи, я осуждать не стану.
– Осуждать? Ты считаешь, что меня есть за что осуждать?
– Прости, вырвалось. Может, гложет тебя что? Я-то не слепая…
– Нормально всё, не приставай! Такой я, какой есть.
Ульяна примолкла, не стала настаивать. Значит, не время ещё, не прорвалось. Решила подходящего случая дождаться. «Всё равно выпытаю, – подумала упрямо, – с камнем на сердце жить негоже. В семье секретов не должно быть. Муж и жена – одна сатана».
На работе Ульяна решила сначала попытать председателя, вдруг что интересное расскажет? Она заварила чай, покрепче, как он любит, и решила сама отнести, когда он в кабинете один остался. Открыла дверь ногой и зашла с подносом, как заправская официантка.
– Иван Демьяныч, можно? Я вам чай принесла…
– Ну, заходи, а куда Наталья делась?
– Не знаю, вышла куда-то…
– Вечно на месте нет, и за что я ей зарплату плачу? – Демьяныч тяжело вздохнул.
– Да что вы, Иван Демьяныч, распереживались? Ребёнок у неё болеет, вот и беспокоится. Если что нужно, вы мне скажите, я сделаю…
– А чего ты такая добрая сегодня?
– Да так… работы мало…
– Ну так домой иди, мужа жди…
– Рабочий день ведь, что люди подумают… Нет, посижу.
– Тогда тоже чаю налей, выпей.
– Не откажусь. – Ульяна налила себе чашку, бросила сахар, и спросила с замиранием сердца, – а что там об утопленнике говорят? Откуда он здесь?
– Ох, хитрая лиса! – Демьяныч погрозил Ульяне пальцем. – Небось, за этим только и пришла, посплетничать.
– Да что вы! Интересно всё-таки…
– А ничего интересного. Парня Димой звали, жил в городе, работал на заводе. Компанию водил нехорошую. Что-то они там мутили. Срок был условный, за кражу с завода. Но, кажется, в последнее время завязал. К Галине нашей свататься приходил…
– А она его откуда знает?
– Да знает вот, как оказалось. Давно познакомились, лет несколько назад. Как, не спрашивай, не знаю. Да и какая разница? Знала она про его тёмные делишки, потому и не особенно привечала. А он, говорят, сох по ней очень сильно. Ради неё даже с прошлым покончить решился. И это хорошо. Мать говорит, любил её… жениться хотел, на работе восстановился, поверили, взяли назад. Мастер он неплохой, работать умеет. Но вот попал по молодости в компанию, и сломался человек… А тут Галина… Всё ходил вокруг неё, уговаривал, а она ни да, ни нет, как собака на сене. Но этим летом вдруг переменилась к нему, на праздник пригласила. Сама. Мать говорит, он как на крыльях полетел. И она обрадовалась за сына, даже беду не почуяла. Ну, дальше ты знаешь…
– Да, интересная история… А за что его, ничего не слышно?
Председатель пожал плечами.
– Следователь говорит, может, дружки? За то, что ушёл от них. Они ведь такого не прощают. Но это не точно. Версия.
– А ещё какие версии?
– Да никаких пока… Разве кто из ревности?
– Помилуйте, Иван Демьяныч! Из какой такой ревности? Кто её ревновал-то?
– Кто, кто… дед Пыхто! Мало, что ли, у Галины ухажёров было? Сама, небось, знаешь. Да хоть и твой Григорий раньше за ней ухаживал… Может, он? Старая любовь не ржавеет… А? – Демьяныч захохотал над собственной шуткой и подмигнул Ульяне. – Прости, милая, старика, несу, что попало. А если серьёзно, то могли и из ревности. Про лейтенантика её наслышана? Кто знает, что у него на уме?
Ульяна проглотила слова о Гришиной ревности. Глупо обидеться и убежать, она ведь не девчонка. Да и рты таким способом не позатыкаешь.
– А у него, то есть у лейтенанта, спрашивали?
– Допрашивали. Говорит, поссорился с ней перед Иваном Купалой, и с тех пор не видел. Даже не знал, что она утонула. Так-то вот. Вроде и алиби есть, но кто знает? Следствие, как говорится, не закончено… точка не поставлена, только многоточие. Разбираются. Люди грамотные там сидят.
– Насчёт Гриши вы как-то нехорошо сказали… Что, и его могут вызвать?
– Могут, почему нет? Пока с дружками да с лейтенантиком разбираются, а потом и его могут. Чего напугалась-то? Если не он, так и бояться нечего.
– Как вы можете так говорить! Не он, конечно. Но схватят, и разбираться не будут! – Ульяна закусила губу, чтобы сдержать слёзы.
– О, девонька! Совсем я тебя расстроил, дурак старый! Прости, не хотел. Попей чайку-то, попей! Конфетку съешь…
Ульяна вытерла непрошенную слезу, упрямо пробормотала:
– Не он это, сами говорили, от разрыва сердца умерла. Он, что, зверь, её пугать?
– То-то и оно… не вяжется что-то. И там, – Демьяныч поднял палец вверх, – не вяжется. Потому и не беспокоят вас особенно.
– А с парнем что? Ударили по голове, я слышала, и про укус говорили. Зверь, что ли покусал? Может, медведь на берег вышел?
– Насчёт медведя не уверен, он камнем по голове бить не станет, факт. А насчёт укуса, правда, есть на шее.
– Звериный?
– Да нет, человеческий…
– Человеческий?! Это кто же его?!
– В этом-то и вопрос. Дружки бы тюкнули по голове, и концы в воду, а укус… Непонятно. Загадка, короче, со всеми неизвестными. И всё на нашу голову, вернее, в нашу деревню. Ну, а про Гришу ты в голову не бери, я ведь так сказал…