Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
От печальных мыслей его отвлек Рай Сахеб, который перевел разговор на работу. Он умел увлекать и убеждать, и через несколько минут Махеш включился в беседу. Он был немногословен, и в скупости слов читались ум и достоинство. Рай Сахеб держался с ним на равных, и это льстило юноше. Руп Чанд больше молчал, и когда Махеш смотрел на него, его сердце разрывалось от печали и жалости к отцу. Зачем он так мучает старика? Разве тот не желает ему добра? Он вырастил Махеша, дал ему возможность получить прекрасное образование, ввел в дом самого Рай Сахеба. Он думает о его будущем. А о чем думает он сам, Махеш? Эти мысли терзали юношу. Руп Чанд не ошибся, выбирая линию поведения. Время все расставит на свои места. Надо только уметь ждать.
При расставании Рай Сахеб сказал Руп Чанду:
— Я думаю, пора готовиться к главному событию. Как вы считаете?
Руп Чанд взглянул на сына. Махеш промолчал, потупившись.
— Мы еще обсудим это, — сказал старик.
Он молчал всю дорогу, и даже дома не обмолвился с Махешем ни словом.
Юноша провел бессонную ночь. И чем больше он думал, тем дальше отодвигалась в прошлое его прежняя жизнь. Он думал о том, что все изменилось теперь. Детство кончилось, именно детство, ведь даже в университете он еще мог позволить себе подурачиться, не думая о том, что его ждет завтра. Это было чудесное время, так хотелось в нем остаться, продлить хоть ненадолго, и не этим ли объяснялись и его отношения с Миной? Любил ли он ее? Сложно было ответить сейчас на этот вопрос. Наверное, проводя время с девушкой, он неосознанно пытался удержаться там, в прошлом, где был университет и много веселья, где не одолевали заботы. Он хотел остаться в детстве, боялся уйти во взрослую жизнь, а время бежало неумолимо, и как знать — не отстанешь ли, если не спохватишься вовремя.
Все меняется теперь. У него должна быть работа, свой дом, надо заботиться о семье, которая, конечно, скоро появится. Но разве не о том же самом говорит ему отец? В словах отца — мудрость прожитых лет, и каким же надо быть глупцом, чтобы этого не понять.
Руп Чанд утром был печален и тих. Махеш, терзаемый жалостью и раскаянием, не выдержал, порывисто обнял отца, зашептал:
— Прости меня. Я поступал глупо и недостойно. Больше этого не будет.
Руп Чанд молчал. Махеш отстранился и вдруг увидел на глазах отца слезы. Это не были слезы печали, это были слезы радости…
И все стремительно закружилось… В два дня Рай Сахеб подготовил все, что необходимо для свадьбы, и праздник удался наславу. Родители были щедры и гостеприимны, молодые покоряли своей почтительностью и скромностью, слуги вышколены, а повара умелы, — и об этой свадьбе потом еще долго вспоминали в Бангалоре.
Неделю молодые провели в свадебном путешествии, а когда вернулись — Махеш уже не мог сказать с уверенностью, действительно ли еще совсем недавно он собирался жениться на другой. Он был по-настоящему счастлив сейчас, начиналась новая жизнь — именно такая, какой он себе и представлял настоящую жизнь взрослого человека.
Место помощника судьи он получил без проблем. Судья, старый человек со следами многочисленных болезней на исхудалом лице, встретил его, как встречают неизбежное.
«Ты пришел сюда, чтобы вскоре занять мое место», — прочитал Махеш во взгляде старика.
«Да, и я думаю, что это произойдет очень скоро», — таким же красноречивым взглядом ответил Махеш.
НА ЧУЖОЙ СВАДЬБЕ
На вокзал Мину никто не провожал. Тетя не чаяла, как бы избавиться от племянницы, дядя побаивался своей жены и тоже не выказывал родственных чувств. Единственный человек в доме — старенькая няня Гангу любила и жалела Мину, но и ей девушка не могла сейчас довериться. Никто в целом мире не мог сейчас ей помочь. Никто, кроме ее любимого Махеша.
Махеш — ее единственная надежда. Их свадьба могла бы спасти Мину от неминуемого позора. Махеш храбрый и благородный! Они поженятся и будут жить счастливо, и у них родится ребенок, их ребенок.
Сейчас Мина уже не боялась мыслей о будущем ребенке. Ведь все будет хорошо, она знает.
— Девушка, вы будете садиться? — услышала она и вздрогнула от неожиданности — перед ней стоял служащий в железнодорожной форме.
— Поезд сейчас отправится, — сказал он.
— Да-да, вот мой билет, пожалуйста, — поспешно проговорила Мина.
Она прошла в вагон и села на свободное место. Вагон дрогнул, и здание станции проплыло за окном.
Служащий, прервавший ход ее мыслей, разрушил ее хрупкое спокойствие, и опять на душе стало тревожно и мрачно. Потому что ничего еще не решено окончательно. Махеш сказал, что женится на ней, и уехал. Прошло уже столько дней, а от него не было ни одного письма. Почему он не написал ей? Что ему помешало? Или он забыл о своем обещании сразу, как только сел в вагон поезда? Нет, нет! Мина даже испугалась собственных мыслей. Этого не может быть! Махеш не мог обмануть ее. И опять в голове зазвучал настойчивый вопрос: почему он не написал? Почему?
Мина подумала вдруг, что Махеш, наверное, заболел. Это было наиболее правдоподобное объяснение того факта, что от него не было писем. Возможно, он лежит сейчас больной и некому подать ему воды.
Мина в волнении прижала руки к груди.
— Что с тобой, дочка? — спросила ее сидящая напротив женщина. — Не очень хорошо себя чувствуешь?
— Я? — переспросила девушка, не совсем понимая, о чем ее спрашивают. Потом качнула головой: — Нет, все хорошо.
Женщина посмотрела внимательно в ее лицо и вздохнула. Мина отвернулась к окну, и через мгновение ее мысли снова вернулись к волновавшему ее вопросу.
О плохом она сейчас думать не могла. Ей представилось, что Махеш жив-здоров и уже собирается назад — к Мине. А писем не писал, потому что… Она задумалась. Почему же он не писал писем? Ага, вот почему: он очень долго не видел своего отца; ведь он учился в университете, а теперь, вернувшись после долгой разлуки, не мог оторваться от общения с ним ни на минуту. Это ведь так понятно, родителей надо уважать и любить. А потом он и вовсе решил не писать писем. Зачем? Скоро он и сам собирается приехать к ней. Он уже обо всем договорился с отцом, наверное, рассказал старику о Мине и сообщил, что она будет его женой. Только про ребенка не сказал. Хорошо, если пока не сказал. Потому что рождение ребенка вне брака — большой грех.
За окном поезда темнело, но девушка не замечала этого. Она была задумчива и печальна. Сидевшая напротив женщина время от времени бросала на Мину осторожный и жалостливый взгляд. Она видела, что ее попутчица чем-то удручена, но не решалась завязать разговор.
Мелькали за окном деревья. В вечерних сумерках они казались призраками, раскинувшими хищные руки-ветви. И стоит выйти из вагона туда, в темноту, — пропадешь, оттуда нет возврата. Мина вздрогнула и отвернулась от окна.
— Прилегла бы, дочка, — участливо предложила ей женщина.