Цветок забвения. Часть 2
Шрифт:
Я думала, что она даже не знает о том, чем её единая занимается.
— Вообще-то это была её идея. Сама бы я никогда не осмелилась подойти к тебе, и уж тем более к Чили, хотя и думаю об этом постоянно, — ответила Виола. — Ты же знаешь, Зира, как моя пара, переживает всё это наравне со мной. Это мучит нас обеих, но Зира намного решительнее меня. А ещё у неё явный поэтический талант. — Из её груди вырвался какой-то болезненный смешок. — Скоро наш черёд проходить последнее испытание, и она сказала, что я должна разобраться с этим раз и навсегда.
— «Разобраться»?
— Чили нужно знать, что хотя
— Так значит, ты изменилась? Вот так просто?
— Я никогда не ненавидела Чили по-настоящему, если ты об этом. Мне приказали его возненавидеть, и я подчинилась. Всё это было игрой запутавшегося ребёнка. Такой же, как твоя «любовь» к нему, Ива. Называя меня предательницей, ты, кажется, не понимаешь, что тоже предаёшь Чили. Отвергаешь даже более жестоко, чем я когда-то. И всё равно почему-то считаешь себя лучше меня.
— Это не важно, — отрезала я. — Со своим отношением к Чили я уже давно разобралась. Мне без разницы, что вы все о ней думаете и даже, что она сама думает о себе. Само слово «мужчина» всегда было синонимом чудовища в нашем мире. Я не признаю, что Чили имеет к этому хоть какое-то отношение.
— Но разве признав это, ты не поможешь нашим будущим поколениям изменить отношение к мужчинам?
— Я не хочу ничего менять.
— И, кажется, я понимаю почему, — ответила Виола. Наверное, вспомнила сцену, подсмотренную у Мяты. — Тебе выгодна всеобщая ненависть к Чили.
— Не обвиняй меня в том, что случилось именно по твоей вине, Виола.
— Я не виновата в этом, — с нажимом повторила она. — По крайней мере, не в той степени, в какой ты себе представляешь.
— Моё мнение тут ни при чём.
— Вот именно! Не тебе решать, просто передай это письмо Чили. Думаю, здесь написано всё, что я хотела бы сказать при личной встрече, и даже лучше.
— Думаешь? — переспросила я, недоумевая.
— Я не открывала его. Зира просила довериться ей, так что я без понятия, что здесь написано.
Виола протянула мне конверт, который я приняла. Это уже было больше, чем она надеялась. А потом я развернула его, хотя, как только узнала про это письмо, решила, что ни в коем случае не сделаю этого. Прочитать его было почти то же самое, что вручить Чили: она узнает и о его содержании, и об этом разговоре, когда мы опять сядем спина к спине.
Пробежав взглядом по листу бумаги, я поднесла его к огню. Виола дёрнулась было остановить меня, но я разжала пальцы, и её послание упало в пламя. Бумага быстро почернела и съёжилась.
— Прости, но ты лучше других должна понимать безумное желание сжечь что-то дотла. Радуйся, что это не твои волосы, — сказала я, когда она злобно глянула на меня. — Хотя даже твоё самосожжение не исправит того, что ты натворила, что уж говорить об этой бумажке. Мне бы не помешал талант красноречия твоей подруги: сама я не представляю, как описать тебе ту ненависть, которую к тебе испытывает Чили. Ты бы не осмелилась больше показываться ей на глаза после такого. И уж тем более приходить сюда, всерьёз думая, что её это порадует. Без разницы, что там было между вами в прошлом и насколько по-настоящему это ощущалось. Сейчас ты не нужна ей ни в каком ином виде, кроме как для утоления её жажды мести. А когда я представляю это… мне даже становится тебя жалко.
— Не зазнавайся! — рявкнула Виола, не сдерживая слёз. — Лучше себя пожалей! Говоришь со мной так, будто не понимаешь, что через пару лунных циклов ты расстанешься с ним навсегда в куда большем смысле, чем я когда-то! Удачи на последнем испытании, эгоистичная, злобная сука!
— Ты тоже… И тебе тоже, в смысле, — пробормотала я ей вслед.
Когда Виола ушла, я глянула на затухающий огонь.
Что это значит?
Вспоминая и обдумывая наш разговор, я неохотно признавала, что Виола оказалась во многом права. Например, в том, что у Зиры несомненный талант составлять письма.
Это конкретное оказалось пустым.
Да, просто белый лист бумаги. Письмо было всего лишь предлогом для того, чтобы Виола встретилась со мной. Её щемящая история и оправдательная речь стали тем самым посланием, которое я передам Чили в любом случае, осознанно или нет.
Так что я избегала её какое-то время, стараясь оттянуть неизбежное и успокоиться. Пару часов, пока Чили не нашла меня купающейся в фонтане. Я пыталась смыть запах дыма со своей кожи и волос. За это время я не только не успокоилась, но ещё сильнее накрутила себя, так что, когда она игриво предложила мне помочь, я была в самом лучшем настроении, чтобы оправдать надежды Виолы на наш счёт.
— Ты обещала прийти ночью, — напомнила я.
— Я здесь. — Сев позади, Чили провела пальцами по моему плечу, скользнула вниз на грудь, соблазняя. — Чувствуешь?
— Ты обещала прийти ночью. А уже светает.
Она приобняла меня, уткнувшись в мои влажные волосы.
— Прости. Но ты же знаешь, какой настойчивой может быть моя мать. Когда угрозы не помогают, она давит на жалость. А в последнее время она совсем сникла. Кажется, испытание стихий пугает её даже сильнее, чем меня.
— Тогда ты не будешь против, если я побуду с Имбирь?
Чили замерла, каждый мускул её тела напрягся.
— Эта сумасшедшая сука опять что-то тебе сделала?
— Не говори о ней так.
— Обижать тебя в пору Песни и Танца — преступление. Она заставила тебя плакать? Когда-нибудь я точно убью её.
— Я же попросила тебя перестать! — Я резко поднялась из воды, поворачиваясь к Чили лицом. — Она заботилась обо мне, когда до меня никому не было дела, уж тебе — подавно, так что прояви немного уважения. И нет, она ничего мне не сделала, она меня вообще видеть не хочет, как и ты, похоже, хотя я не против. Ты нужнее своей матери, Чили, так что лучше уходи. Пусть Метресса извинит меня за то, что я отнимаю твоё время.