Цветок Запада
Шрифт:
– Я думала, что увижу здесь человека по имени Берт.
Имоджин решила, что он умер от колотой раны.
– Леди, мы его поместили в отдельную комнату. Вы хотите навестить его? Боюсь, что зрелище будет не из приятных.
Бедный Берт, подумала Имоджин.
– Да, я непременно хочу его видеть. Комнатка оказалась маленькой неотапливаемой кельей с побеленными стенами и распятием над кроватью. Старый монах сидел у постели Берта и тихо молился. Когда-то крупный, плотный Берт теперь выглядел как скелет, его кожа пожелтела, словно старая слоновая
– Сквозная рана в грудь, – тихо заметил брат Майлс. – Она сильно воспалилась. Нет почти никакой надежды, но он борется. Иногда нам кажется, что было бы милосерднее… Но бывает, что умирающие собирают последние силы и случается чудо. Кроме того, страдания сократят время пребывания его в чистилище. Все в руках Божьих.
В келье стоял неприятный запах от гноя и разлагающейся плоти. Имоджин это напомнило, как умирал ее отец.
– Он без сознания?
– Он в таком состоянии пребывает почти постоянно, а когда приходит в себя, не понимает, где находится.
В этот момент Берт застонал. Старик монах стал читать молитвы громче, чтобы заглушить его стоны. Имоджин подошла к умирающему и положила руку ему на плечо. Он весь горел.
– Лежи тихо, Берт, – ласково сказала ему девушка. – Тебе нельзя шевелиться. Тебе дать попить?
Он ничего не ответил, но посмотрел на нее, и Имоджин поняла, что Берт ее узнал и что он страдает. Из-за нее. Если бы она не настояла, чтобы ехать в замок, пока еще продолжалось сражение, Берт бы сейчас пил и гулял вместе с другими воинами.
Имоджин налила воды в деревянный кубок. Она приподняла голову раненого и поднесла его к губам. Вода пролилась на давно не бритый подбородок, но Берт все же проглотил немного воды.
Имоджин посмотрела на брата Майлса.
– Я останусь здесь.
Она хотела сказать, что до тех пор пока не умрет Берт.
– Он, скорее всего, дотянет до ночи, леди.
– Значит, я останусь здесь до ночи. Пошлите кого-нибудь из моей охраны с сообщением в замок.
Монахи посовещались, старик заковылял из кельи, а Имоджин хотела было сесть на его стул, но брат Майлс попросил ее выйти из кельи.
– Вы можете время от времени протирать ему лоб уксусом. Больше для него ничего нельзя сделать. Я занесу раствор уксуса перед вечерней службой.
Он продолжал с сомнением поглядывать на девушку.
– Брат Майлс, у меня мало опыта во врачевании ран, но мне приходилось ухаживать за больными.
– Да, леди, но это может продлиться достаточно долго. Иногда перед смертью умирающие начинают буйствовать.
– Тогда я позову на помощь. Моя вина в том, что он ранен, и я должна попытаться ему помочь.
Монах ушел, а Имоджин присела у постели Берта. Душистые травы, застилавшие пол, не заглушали запах разложения и смерти. Имоджин почему-то была удовлетворена своей печальной миссией. Это ей напоминало то время, когда она сидела у смертного одра своего отца.
Приближенные не допускали ее к лорду Бернарду во время его скоротечной
Отец тогда выглядел, как сейчас выглядит Берт, – когда-то сильный человек превратился в кусок страдающей, отечной, бледной плоти.
Имоджин взяла в руки тряпицу и протерла лицо и шею раненого.
– Берт, если бы мы могли повернуть время вспять, я оставалась бы в лесу, пока нам не прислали весточку, что все в порядке, правда, теперь ничего невозможно изменить.
Она положила тряпицу в чашу с уксусом и взяла в руки крупную мозолистую ладонь Берта. Ей показалось, что он слышит ее слова.
– Ты знаешь, что все закончилось хорошо? Ворбрик удрал и оставил нам разграбленный замок. Лорд Фицроджер приложил много усилий, чтобы поправить дела. Сейчас замком управляю я. Мне следовало бы заняться этим сразу же, но меня никогда не приучали к подобным делам…
Девушка погрузилась в свои печальные мысли, но вернулась к действительности, когда слабая рука умирающего попыталась пожать ее ладонь. Она посмотрела на бесстрастное лицо Берта и произнесла:
– Ты знаешь, что мы поженились и наш брак освятил король?..
Глава 14
Фицроджер проскакал через монастырский двор и направил коня к лазарету. День выдался просто ужасный.
Сначала ему пришлось выслушать нарекания Генриха из-за отсутствия крови на простыни, которой следовало бы помахать перед носом Ланкастера. Да ему и не стоило оставлять свою непредсказуемую жену на весь день с графом. Он знал, что ей импонировали холеные, вальяжные мужчины более зрелого возраста. Видимо, Ланкастер чем-то ей напоминал покойного папочку.
Самому Фицроджеру не пришлось испытать таких теплых чувств к своему папаше.
Он никак не мог понять, почему до сих пор не лишил эту девицу невинности и не положил конец всем тревогам. Несомненно, многие чересчур нежные невесты плакали и сопротивлялись в критический момент в такой ситуации, но потом быстро приходили в себя. Но Тайрон понимал, что если бы он опять оказался с ней в постели, то вел бы себя так же, и это его волновало.
Слава Богу, Генрих не узнал правды, иначе бы он заставил их совокупиться, угрожая мечом, или же использовал свое право сеньора на первую брачную ночь. Ведь Генрих никогда не останавливался ни перед чем, чтобы достичь целей.
Король был прав, когда возмущался тем, что Фицроджер не смог засвидетельствовать невинность невесты. Тайрон злился на себя за подобное упущение. Имоджин из Каррисфорда лишила его разума! Интересно, что она еще задумала, пытался догадаться он.
Когда они с Генрихом вернулись в замок после неудачной охоты, им передали, что Имоджин осталась в монастыре. Генрих, узнав об этом, был краток и настойчив. Их супружеская жизнь должна продолжаться. Король приказал, чтобы Имоджин немедленно вернулась в Каррисфорд и вела себя, как подобает добропорядочной жене.