Цветок Зари. Книга первая: На пороге ночи
Шрифт:
========== Глава 22. Утро ==========
Утром солнце ласково заглянуло в высокие окна, ветерок легко пробежался по комнате, прикасаясь к влажным лепесткам и осторожно трогая тяжёлые бутоны цветов, что росли вдоль стен, за низкими каменными бортиками, и в центре — в цветнике сложной формы.
Какие-то птички радостно и звонко защебетали за окном; ветерок, видимо, подзадоренный ими, принялся за тонкие, как паутинка, драпировки и полог, накрывавший шестиугольную кровать, он начал раскачивать и надувать их, не испытывая ни малейшего почтения к вышитой на тонкой ткани
Подобная картина наблюдалась сейчас во всех покоях дворца, имевших выходящие наружу окна, а все спальни для важных особ имели их обязательно. В окнах не было стёкол — лишь лёгкие решётки.
Мягкий климат позволял обходиться этим, хотя в иные холодные ночи или во время затяжных дождей, которые, правда, случались не часто, многим хотелось бы укрыться от непогоды понадёжнее, но мало кто признался бы в таком желании, чтобы его не сочли неприлично изнеженным.
Сама королева в любую погоду спала с открытым окном, хотя могла бы приказать закрыть его деревянным экраном или хотя бы затянуть плотной непромокаемой тканью.
Лора открыла глаза, улыбнулась птичьему щебету, солнечному свету и ветерку, пробравшимся за паутинку полога, улыбнулась этому непривычному тёплому чувству счастья, которого она ждала так долго и наконец уже перестала ждать.
За последние несколько месяцев она к нему не привыкла и не представляла, как такое может случиться. Потерять это счастье можно, но привыкнуть к нему… нет.
Каждое утро, ещё толком не проснувшись, она чувствовала, что Он рядом, и ей не хотелось вставать и даже открывать глаза, чтобы другие чувства, мысли, ощущения, встречи и разговоры не заглушали это единственное чувство, в эти первые утренние минуты заполнявшее её всю, не оставляя места ни для чего другого — он рядом.
Если в это время Рэй был уже в ванной или на балконе, или в спортзале, или вообще ушёл куда-то — это не имело никакого значения и ничего не меняло. Каждую секунду он рядом с ней, потому что любит её.
Каждую секунду она ощущала его любовь и нежное внимание, его постоянную поддержку, надёжное плечо, о котором мечтает каждая женщина, даже сильная. Ну, или почти каждая.
Понимающий, всё понимающий, любимый…
Лора повернула голову, его ресницы дрогнули; она быстро прижалась лицом к его плечу и стремительным кошачьим движением выпрыгнула из постели, прежде чем он успел её поймать, и ловко вывернулась из объятий полога, который, кажется, очень обрадовался неожиданной встрече с мягкой тонкой тканью её пижамы и хотел продлить это приятное знакомство, но она безжалостно разлучила их и решительно направилась в ванную комнату. Последняя, в сущности, представляла собой небольшой бассейн с довольно холодной водой.
Некоторое время спустя все собрались в столовой, расположенной здесь же, во флигеле. Слуги проводили к остальным Белтрана, Глашу и намиянок, они ночевали на “Полосухе” и захватили оттуда провизию для завтрака. То, что могли предложить им аборигены, годилось только для десерта.
— Неужели у них нет ничего несладкого? — с отвращением поинтересовался Гэри.
После дегустации местных деликатесов он никак
— Пожалуй, вот эта вытяжка из трав с добавлением нектара для них — как для нас горчица, а вот этот фруктовый сок употребляется вместо уксуса, — сообщила Лора. — Но если тебе опротивело сладкое, они не помогут.
— Нечего было вчера мёдом объедаться, — тоном ябеды заметил Мррум, пододвигая поближе кувшинчик с нектаром.
— Да как тебе не стыдно?! — возмутился Гэри. — Я только попробовал, а уж кто всё остальное съел… Полосатая ты Виннипушья морда!
— Какая?! — Киф воинственно прижал уши и чуть не разлил нектар.
— Успокойся, — засмеялась Лора. — Винни-Пух — милый сказочный персонаж, который очень любит мёд.
Мррум взглянул на неё недоверчиво, но уши всё-таки вернул в исходное положение.
— Может, он и милый, однако довольно нахальный персонаж, — пробормотал Гэри.
Лора едва заметно кивнула, соглашаясь с этим замечанием, и принялась отнимать у кифа нектары, меды и прочие тому подобные угощения, увещевая его пощадить собственный организм, не приспособленный к такому количеству сладкого.
— Какому — такому?! Я только начал и не распробовал даже как следует!
Намечалось нешуточное сражение, Мррум, во всяком случае, не собирался сдаваться без боя, но тут вмешалась Виллена.
— Пусть ест, — сказала она равнодушно. — Насмерть не отравится, а если ему станет плохо, мы оттащим его в лазарет на “Полосухе”, запрём и вздохнём с облегчением.
— Нет, вы только подумайте, какое доброе сердце скрыто под этой бесчувственной оболочкой! — патетически воскликнул киф, выпуская из лап очередной кувшинчик.
— Больного, несчастного, страдающего друга она хочет запереть! Одного! — Мррум тяжело вздохнул, махнул лапой и пригорюнился, будто ему уже стало плохо.
Стол вокруг него мгновенно очистился от разнокалиберных сосудов, наполненных изысканными сладостями.
— Правильно, — прошептал он, — не давайте мне есть. Я похудею… исхудаю до костей, но этого никто не заметит… потому что я — очень пушистый. А потом…
— Не волнуйся, мы не дадим тебе умереть голодной смертью. А чтобы ты не похудел без нашего ведома, будем каждый день тебя ощупывать, — успокоила его Виллена, перенося многочисленные нектары на дальний конец стола.
— Не советую, — прошипел киф, прищуривая зелёные глаза и выпуская внушительные когти.
— Не хочешь — не надо. Только не говори потом, что мы о тебе не заботимся.
Мррум подпёр лапой полосатую щёку и, внезапно меняя тему, сказал тоскливым тоном:
— А ведь выступать-то придётся…
— Тебе-то что беспокоиться? — спросила его Анната. — Ты и так всё время выступаешь.
Мррум презрительно фыркнул.
— Допустим, — неожиданно согласился он, — но я выступаю для ценителей! А здесь кто, скажите на милость, способен нас оценить?! Они не имеют ни малейшего представления о вокальном искусстве! У них даже самых захудалых песенок — нет! — возопил он приглушённо, пригнувшись к столу и на всякий случай стреляя зелёными глазищами по сторонам.