Цветы на чердаке
Шрифт:
Кори схватил свою хромую мышь, которая не могла передвигаться слишком быстро, и прижал Микки к груди.
— Учись вести себя хорошо, Микки. В больших домах случаются ужасные вещи. Вот эта леди, которой принадлежит вон тот дом, запросто прибьет тебя за что угодно.
Он усмехнулся мне, потому что первый раз в жизни я слышала от него пренебрежительное замечание в адрес своей сестры-двойняшки. Хорошо, что у Кори была маленькая чудная серая мышка. Хорошо, что она рылась глубоко в его карманах в поисках угощений, которые хозяин припасал для нее. Хорошо, что всем нам было чем занять время и мысли, пока мы ждали и ждали свою мать, и начинало уже казаться, что она никогда не придет к нам.
НАКОНЕЦ ПОЯВЛЯЕТСЯ МАМА
Крис и я никогда не говорили о том, что произошло между нами в постели в день порки. Часто я ловила на себе пристальные взгляды, но как только я встречалась с ним глазами, он отводил взгляд. А если он вдруг неожиданно оборачивался в тот момент, когда я разглядывала его, я опускала глаза. Мы росли с каждым днем, он и я. Мои груди наливались, бедра становились шире, а талия уже. Короткие волосы вокруг лба отросли и стали виться, что мне очень шло. Почему я не знала раньше, что они завьются безо всяких усилий с моей стороны красивыми волнами? Что касается Криса, его плечи стали шире, а грудная клетка и руки приобрели более мужественный вид. Однажды я застала его на чердаке за странным занятием: он разгадывал некую часть своего тела и, кажется, брал ее в руки и измерял тоже!
— Зачем? — спросила я его в крайнем изумлении.
Он отвернулся и потом уже сказал мне, что однажды он видел отца обнаженным, и ему кажется, что у него не все в порядке с размером. Даже шея его сзади покраснела, когда он мне объяснял это. Ей-богу, как я, когда интересовалась, какой размер лифчика носит мама.
— Не делай этого больше, — прошептала я. У Кори вообще такой маленький член, что будет, если и он, как Крис, подсмотрит и решит, что у него он не того размера?
Я вытирала пыль со школьных парт, но вдруг оставила свое занятие и стояла очень тихо, задумавшись о Кори. Я повернулась и взглянула на него и Кэри! О Боже, слишком большая близость не дает разглядеть очень многое! Два года и четыре месяца мы провели взаперти, а близнецы во многом остались такими же, как и прежде. Конечно, их головы стали больше, и должно быть от этого уменьшились в размере их глаза. Но все равно их глаза казались необычайно большими. Они равнодушно сидели на том вонючем и заляпанном краской матрасе, который мы подтащили к окну. Как будто бабочки нервно затанцевали у меня в животе, когда я вот так рассматривала их беспристрастным взглядом. Их тела напоминали хрупкие стебельки цветов, слишком слабые, чтобы поддерживать бутоны их голов.
Я подождала, пока они уснули в слабом солнечном свете, и сказала Крису:
— Посмотри на этих лютиков, ведь они не растут. Только их головы становятся больше.
Он тяжело вздохнул, сощурил глаза и приблизился к близнецам, обошел вокруг них и, наклонившись, потрогал их прозрачную кожу.
— Если бы они хоть выходили с нами на крышу подышать воздухом и погреться на солнце. Кэти, пусть сколько угодно орут и дерутся, но мы должны силой вытащить их наружу!
Глупо, конечно, но мы подумали, что если мы вынесем их на крышу сонными, они проснутся от солнечного света и не испугаются, ведь они будут в безопасности у нас на руках. Крис осторожно поднял Кори, в то время как я приподняла почти ничего не весящую Кэрри.
Крадучись, мы направились к открытому чердачном., окну. Был четверг, наш прогулочный день, когда мы могли выйти на крышу, в то время как слуги проводили свои выходной в городе. На задней стороне крыши было достаточно безопасно. Но едва лишь Крис со своей ношен перебрался через выступ за окно, как теплый воздух золотой осени резко пробудил Кори ото сна. Ему хватило одного взгляда, чтобы увидеть, что я с Кэрри на руках явно собираюсь тоже выйти на крышу, и он тут же издал потрясающий вой. Кэрри моментально очнулась ото сна. Она увидела Криса с Кори на руках на покатой крыше, увидела, куда я несу её, и так завизжала, что её, должно быть, было слышно за милю от нас. Крис крикнул мне сквозь весь этот шум:
— Давай! Мы должны это делать для их же пользы.
Но они не только кричали, они пинали и колотили нас своими маленькими кулачками! Кэрри цапнула меня за руку, так что я тоже вскрикнула. Хотя они были и маленькие, но экстремальная ситуация и чувство опасности пробудили в них необычайную силу. Кэри колошматила меня кулачками по лицу, так что я едва могла видеть, да плюс беспрерывный вой прямо мне в уши! Я постепенно повернулась и направилась к окну класса.
Дрожащая и ослабевшая, я поставила Кэрри на ноги позади учительского стола. Я прислонилась к этому столу, задыхаясь и чувствуя бешеное сердцебиение, и поблагодарила Бога за то, что Он дал мне доставить её обратно в целости и сохранности. Крис тоже возвратился с Кори. Это было бесполезно. Тащить их силой на крышу — значило подвергать опасности нас всех четверых.
Теперь они рассердились. Они обиженно сопротивлялись, когда мы потащили их к тем зарубкам на стене, которые мы сделали в первый день в этом классе, чтобы проследить их рост. Крис держал их обоих на месте, а я подошла сзади посмотреть, на сколько же дюймов они выросли.
Я глядела и глядела. Я была в шоке и не могла поверить, что такое возможно. За все это время вырасти всего на два дюйма? Два дюйма, тогда как Крис и я в свое время набрали много-много дюймов в возрасте между пятью и семью годами. Хотя, конечно, они и родились чрезвычайно маленькими; Кори весил всего 5 фунтов, а Кэрри 5 фунтов одну унцию.
Ох! Я закрыла лицо руками, чтобы они не видели, как я была ошеломлена и испугана. Вот и все. Я повернулась к ним спиной и задохнулась от рыданий, подступивших к самому горлу.
— Отпусти их, — в конце концов распорядилась я.
Я успела разглядеть, как они мелькнули, удирая словно две белокурые мышки по ступенькам вниз к своему обожаемому телевизору и к тому избавлению от тюрьмы, которое он им сулил, а также к настоящей мышке, которая ждала и была вполне довольна своей жизнью взаперти.
Прямо позади меня стоял Крис и ждал.
— Ну, — спросил он, когда я поникла, ничего не говоря, — и на сколько же они выросли?
Я быстро вытерла слезы, прежде чем повернуться к нему, так что я могла смотреть ему прямо в глаза.
— На два дюйма, — я сказала это равнодушным тоном, но боль была в моих глазах, и он увидел это.
Он шагнул ближе, обнял меня и прижал мою голову к своей груди, и я заплакала, просто заорала.
Я ненавидела маму за это! Действительно ненавидела ее! Она знала, что дети, как растения, им нужен солнечный свет, чтобы расти. Я дрожала в объятиях своего брата, стараясь уверить саму себя, что как только мы будем на свободе, они снова станут красивыми. Станут, конечно же, станут, они вернут, они нагонят потерянные годы, и как только их вновь коснется солнечный свет, они рванут расти без удержу, как сорная трава, так и будет, да-да, так и будет.
Это они, эти долгие дни взаперти сделали их щеки такими впалыми, а глаза такими запавшими. Но все это ведь исправимо, правда?
— Ну, — начала я хриплым, прерывающимся голосом, все еще цепляясь за единственного человека, которого все это, кажется, заботило.
— Деньги правят миром или любовь? Нашим близнецам надо побольше любви, и мы еще увидим, что они выросли на шесть, семь или даже на восемь дюймов, а не на два.
Мы с Крисом направились в нашу мрачную тюрьму перекусить, и как всегда я послала близнецов в ванную вымыть руки, ведь только еще мышиных микробов им и не хватало, чтобы подвергнуть свое здоровье опасности.