Цветы над адом
Шрифт:
– Или два в одном.
Марта Валент ушла в себя как улитка в раковину. Такая явная реакция натолкнула Терезу на мысль, что в мирке Валентов не принято говорить без обиняков. Тереза решила впредь вести себя с ней потактичнее. Ее прямые выпады и колкости будто намекали, что Марте есть что скрывать. В действительности же (по крайней мере, на данный момент) перед ней сидела жертва, потерявшая спутника жизни и отца своего ребенка.
– Как вел себя ваш муж в то утро? – спросила она мягким тоном, перейдя к стандартным вопросам.
– Как
Тереза опешила. Она заметила, что безымянный палец на левой руке женщины покраснел, как будто та без конца вертела обручальное кольцо.
– В смысле, никак?
– Простите, я хотела сказать, что у него голова была забита работой. Он всегда слишком много работал – мы все ему об этом говорили.
– Он каждый день отвозил ребенка в школу?
Женщина потупила взгляд и принялась оправлять дрожащими пальцами платье.
– Нет, обычно это делаю я, – ответила она. – Но в тот день мне было нехорошо. Жутко разболелась голова. Роберто забыл дома телефон, я думала, он скоро вернется, без телефона он прямо сам не свой.
– Это из-за работы?
Вдова метнула взгляд на Терезу. Что-то в ней всколыхнулось.
– Конечно, из-за работы, – подтвердила она. – Но он все не возвращался. Через пару часов я забеспокоилась и решила съездить к нему на работу. Он там не появлялся.
Тереза обратилась с вопросом к матери Валента:
– А вы, синьора, заметили что-нибудь необычное в поведении сына?
Глаза старой женщины были сухими и потухшими, как у сломанной куклы.
– Что-нибудь необычное? Да нет. Правда, он много работал, но это ведь временно. Месяц, максимум год – и проект бы закончился. Так меня успокаивал сын, когда я тревожилась.
Собрав на поднос пустые чашки, она скрылась на кухне. Это выглядело как поспешное бегство. Из кухни доносился звон посуды в раковине и неясное бормотание.
Тереза спросила себя, с кем могла разговаривать мать убитого.
– Там кто-то есть? – поинтересовалась она у вдовы.
– Да, мальчик.
«Мальчик», – мысленно повторила Тереза. Она говорит о сыне как о постороннем. Маленький чужак, который живет с ней под одной крышей. Марта Валент только что невольно призналась: уютное, с любовью свитое гнездышко – не что иное, как видимость, созданная в угоду окружающим. Терезе пришло в голову, что действительность не соответствует красивой картинке: рядом с ней сидела мать, эмоционально отстранившаяся от собственного ребенка.
– Я бы хотела с ним поговорить, – сказала она, и это не прозвучало как просьба.
Женщина нахмурилась.
– Это необходимо?
Ласково улыбнувшись, Тереза кивнула.
Диего Валент был послушным мальчиком. Он показался из кухни с красным от слез лицом и перепуганными глазами по первому материнскому зову, не заставив просить себя дважды.
«Бедное послушное дитя», – подумала Тереза.
Ребенок подошел к матери, и та опустила ему руку на плечо. Их тела не соприкасались.
– Здравствуй, Диего, – ласково поздоровалась Тереза. – Я – комиссар Батталья, но для тебя просто Тереза.
Мальчик молча смотрел на нее. В глазах, еще мокрых от слез, проснулось любопытство.
– Сколько тебе лет?
– Десять, – ответила вместо него мать, не оставив сыну времени на раздумья, стоит доверять незнакомому человеку или нет. – Диего заикается.
Эти слова выбили у мальчика почву из-под ног. Тереза заметила, как он весь съежился от унижения. Ей стало до боли жалко ребенка и стыдно за его бесчувственную мать. Такую черствость не оправдать никаким горем.
«Обними его, – с грустью подумала Тереза, – зацелуй до смерти, не отпускай ни на шаг, прижми к своей материнской груди – иначе какой с нее прок?»
Картина отношений, царивших в этой семье, понемногу прояснялась. Тереза отметила, что Диего даже одет как взрослый: на нем были классические темно-синие брюки, бежевый джемпер с треугольным вырезом и накрахмаленная голубая рубашка. На шее болтался маленький галстук. «Как удавка», – заключила Тереза.
Ей захотелось развязать этот узел, взъерошить волосы, повалить мальчика на диван и защекотать с головы до пят. Вместо этого она извлекла из кармана пачку лакричных леденцов и протянула ребенку.
Диего посмотрел на мать.
– Он не ест сладкого, – ответила та.
– Это особенные леденцы, – объяснила Тереза. – Они сладкие, но в них нет сахара.
– Заменители сахара не менее вредны, инспектор, – не унималась мать.
– Я комиссар, но ты зови меня Терезой, – обратилась Тереза к мальчику.
Дабы сгладить неловкость, вдова продолжила.
– Простите, – произнесла она, указав на коробки со сладостями, – мой муж всегда за этим строго следил. Диего в курсе, что ему нельзя их трогать.
Тереза спросила себя: к чему ведет подобная муштра? К бунтам у подростков и комплексам у взрослых.
Она опустила конфеты в карман. Увидев это, Диего поджал губы. Ему так хотелось положить в рот этот леденец, такой непритязательный по сравнению с изысканными лакомствами в коробках, но такой желанный.
Мальчик принялся теребить одежду совсем как его мать, и Тереза увидела у него грязь под ногтями. Маленькое пятнышко на безупречном фоне вселяло надежду: в нем еще осталось немного детской живости и непослушания. Заметив ее взгляд, мальчик убрал руки за спину. Тереза подмигнула ему в знак одобрения.
Потом она поднялась с дивана, и Марини последовал ее примеру. За все время визита он не проронил ни звука, мотая себе на ус и ничего не упуская из разыгравшейся перед ним сцены. Выражение его лица было красноречивее слов: он, как и Тереза, был на стороне ребенка.
На выходе полицейские обменялись с вдовой дежурными фразами.
– Мы будем держать вас в курсе, – проговорила Тереза. – Обращайтесь по любым вопросам. Если вдруг что-то вспомните, даже незначительные детали, которые смогут помочь следствию, сразу же звоните.