Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Выпей, прошу тебя, – протянув Шутуну чарку, сказал он.
– Не могу я пить, я не пью, – отказывался Шутун.
– Не огорчай меня, выпей, – настаивал Ин. – Я ж тебя угощаю, не бойся. Шутун поглядел на Симэня.
– Ладно, выпей, раз дядя Ин угощает, – сказал хозяин.
Шутун опустился на колени, чинно поклонился и, отпив глоток, протянул чарку Ин Боцзюэ, потом предложил вина Се Сида и спел на тот же мотив:
Багряный узор сердоликов старинных — На глади пруда распустившийся лотос, А птицы сплетаются крыльями плотно И самозабвенно щебечут в долинах. Но песню твою я услышать не в силах, Но перья твои не срастутся с моими, Но все ожиданья бесцельны и мнимы — Две лунки от острых локтей на перилах.– Сколько же Шутуну лет? – спросил Симэня Се Сида.
– Только шестнадцать исполнилось, – ответил хозяин.
– И много южных напевов знаешь? – опять спросил Се Сида.
– Не так много, но знаю, – отвечал Шутун. – На пиру господам могу услужить.
– Какой смышленый малый, молодец! – похвалил Се Сида и налил Шутуну чарку.
Шутун поднес вино Хань Даого.
– О, я не смею пить прежде моего почтенного господина, – возразил Хань.
– Ты мой гость, – заметил Симэнь.
– Как можно, сударь! – говорил Хань. – Только после вас.
Шутун поднес вино Симэнь Цину и запел третью песню на тот же мотив:
Белы хризантем многослойные юбки Сереют платана могучие своды, Цветы побросали в студеные воды Своих лепестков разноцветные шлюпки. Шмели с высоты провожают плывущих, Прощаются дикие гуси в осоке. Свиданий несбыточных кончились сроки, И сумрак окутал — покой вездесущий.Симэнь осушил чарку, и Шутун снова предстал перед Хань Даого. Тот поспешно встал и принял кубок.
– Да садись ты! Дай человеку спеть! – сказал Ин Боцзюэ.
Хань сел, и Шутун запел четвертую песню на тот же мотив:
Вот ивовый пух заплясал с облаками, И бабочки им зачарованно вторят, Цветет ароматная слива на взгорье, Я милому ветку отправлю с ветрами. Игла выпадает из рук поневоле, В разлуке сердечные думы жестоки. Свиданий несбыточных кончились сроки, В волненьи я пальцы кусаю до боли.Не успел Шутун допеть, как Хань Даого одним залпом осушил чарку.
В разгар пира появился Дайань.
– Дядя Бэнь прибыл, – объявил он. – Просит батюшку.
– Зови его сюда, – сказал Симэнь. – Пусть здесь скажет.
Вошел Бэнь Дичуань. Одет он был в темную шелковую куртку, отделанную бахромой, и черные на белой подошве сапоги. Бэнь Дичуань отвесил поклон и встал в сторонку рядом с хозяином. Дайань поспешно подал чарку и палочки. Симэнь велел ему принести закусок.
– Как дела в поместье? – спросил он Бэня.
– Передние постройки черепицей покрыли, – отвечал Бэнь Дичуань, – а дальние только начаты. Вчера фундамент закладывали. Но у нас пока нет материала на флигели и дальние жилые покои. Полы в гостиной и крытой галерее выкладываем квадратными плитками размером чи и два цуня. Их еще штук пятьсот потребуется, потому что старые не годятся. И крепостную стену пока не из чего возводить. Сотни повозок песку хватит и на фундаменты зданий, и на сооружение искусственной горы, а вот извести лянов на двадцать завезти необходимо…
– Об извести не беспокойся, – перебил его Симэнь. – Завтра же в управе я велю мастеровым-известникам подвезти сколько потребуется. Его сиятельство смотритель гончарен господин Лю вчера пообещал плиты прислать. Твое дело – сказать, сколько нужно, и вручить немного серебра. Ведь он мне по-приятельски устраивает. А вот бревна придется закупить.
– Вы просили меня, батюшка, посмотреть еще одно загородное поместье, – продолжал Бэнь Дичуань. – Мы с Чжан Анем ездили туда сегодня с утра. Оно принадлежало, оказывается, императорскому родственнику Сяну, а теперь, с его смертью, перешло Сяну Пятому. Ему хотелось бы продать Залу Души августейшего предка, но нам она совсем не нужна. Мы вели с ним разговор о группе передних построек, большой зале и флигелях. Нам, говорим, и этого достаточно. Хозяин запросил пятьсот лянов. Следовало бы, если вы заинтересованы в приобретении, прихватить с собой некоторую толику серебра и еще раз пойти поторговаться. За три с половиной сотни лянов, думаю, он уступит. Помимо того, бревна, плиты и черепица обойдутся в сотню-другую лянов.
– О каком, думаю, они поместье толкуют? – подхватил Ин Боцзюэ. – О том самом, оказывается. Да Сян Пятый из-за земли весь просудился. Дело ведь в военном поселении разбирали. Денег ухнул!.. А тут еще певичку Ло Цуньэр откупил и вовсе с голыми руками остался. Да он и за три сотни отдаст. Ему не до жиру. Нищий и пампушке рад. И так Будде молебен побежит служить на радостях!
– Тогда завтра же забирайте два больших слитка и ступайте с Чжан Анем, – распорядился Симэнь. – Отдаст за триста лянов – куплю.
– Понимаю, – ответил Бэнь Дичуань.
Подали суп и блюдо паровых пирожков.
Бэнь Дичуань сел за стол и выпил за компанию с остальными. Шутун спел еще один романс и удалился.
– Какой интерес так пить?! – воскликнул Ин Боцзюэ. – Хоть кости подайте. На штрафную сыграем.
Симэнь велел Дайаню сходить к Пинъэр за костями. Дайань положил кости перед Ин Боцзюэ, а сам подошел к Симэню.
– Гуаньгэ расплакался, – сказал он на ухо хозяину. – Инчунь просит вас послать кого-нибудь за матушкой Шестой.
– Поставь кувшин и живо ступай, позови слуг, – распорядился Симэнь. – Пусть возьмут фонари и не мешкают. А где же слуги?
– Циньтун с Цитуном пошли матушек встречать, – отвечал Дайань.
Ин Боцзюэ насчитал в коробке шесть фишек, взял одну и объявил:
– Я бросаю кость, и каждый должен назвать ее стихотворной строкой. У кого сойдется, кто не придумает строку, пьет штрафной кубок. Следующий за ним обязан спеть или рассказать анекдот. Кто ни того, ни другого не может, тоже пьет.