Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Вряд ли я смогу, – возразила старуха и продолжала: – Но тебя одну я не оставлю. Хочешь найду человека?
– Кого?
– Говорят, враз у двоих в гостях не бывают, – прикрывая рот, засмеялась Фэн. – Вчера заходил ко мне наш господин. Она, говорит, без дочери-то, наверно, скучает. Тебя навестить собирается. Что ты на это скажешь? Никто не узнает, а будешь благосклонна, не придется тужить ни о питье, ни о бытье. Сойдетесь, он тебе и дом подходящий присмотрит. Зачем тебе в таком вот захолустье жить?
– Нужна ли ему такая уродина, как я? – Ван улыбнулась. – Вон у него жен сколько! И все как богини.
– Не скажи! – убеждала ее старуха. – Не зря говорят: любовнику везде мерещутся красавицы Си Ши [6]. Вот увидишь: раз придет и повадится, не отстанет. Батюшка – человек праздный. Если б он был к тебе равнодушен, наверно, не стал бы меня просить и ляном серебра одаривать. Это он мне за хлопоты с барышней. Потом видит – никого нет, стал просить, чтоб я с тобой поговорила. Он ответа ждет. А мне какой прок зря болтать! В любой сделке главное – обоюдное согласие.
– Ну, хорошо, – согласилась Ван. – Если желает зайти, буду ждать завтра.
Заручившись согласием, Фэн посидела еще немного и, рассыпаясь в благодарностях, откланялась. На другой день к ней зашел Симэнь, и она рассказала ему со всеми подробностями о своей беседе с Ван Шестой. Симэнь не мог сдержать радости и тотчас же отвесил старухе лян серебром, попросив ее накрыть стол.
Между тем Ван Шестая убралась в доме, зажгла благовония, повесила над кроватью полог и заварила лучшего чаю. Тут подоспела старая Фэн. В корзине у нее лежали куры, рыба, яства, овощи и фрукты. Она прошла на кухню и занялась приготовлением блюд, а хозяйка, тщательно вымыв руки, принялась за лапшу и лепешки. В приемной стояли до блеска протертые столы и стулья.
Вскоре после полудня прибыл Симэнь. В штатском платье, с пылезащитной маской на глазах, он подъехал верхом, сопровождаемый Дайанем и Цитуном. У ворот Симэнь спешился, велел привести коня вечером, а пока поставить на Львиной, сам же проследовал с Дайанем в дом и уселся в приемной.
Появилась со вкусом одетая и причесанная Ван Шестая и, поклонившись гостю, сказала:
– Сколько мы вам причинили беспокойства, батюшка, и не перечесть. А тут еще с дочерью хлопоты…
– Вы уж с мужем не взыщите, если что не так сделал, – проговорил Симэнь.
– Ну что вы, батюшка! – воскликнула Ван. – Как можно! Вы нам оказали такую честь.
Она отвесила ему четыре земных поклона. Старуха подала чай, и Ван поднесла чашку Симэню. Убедившись, что коня отвели, а Дайань запер ворота, Ван присела ненадолго за стол, а потом пригласила гостя в спальню.
Окна и дверь закрывали бумажные шторы. Перед кроватью в нише стояла четырехстворчатая ширма из пестрого шелка и парчи, на которой красовались вырезанные из бумаги сценки встречи студента Чжана с Инъин и шмели, упоенные нектаром цветов. На столе рядом с зеркалом теснились шкатулки, туалетные принадлежности, пудреницы, баночки, коробочки и всякие безделушки, с пола поднимался аромат благовонных палочек. На возвышении стояло глубокое кресло, в котором и расположился Симэнь.
Ван заварила чашку густого чаю с орехами и подсоленными ростками бамбука и подала ее Симэню, потом отставила пустую чашку, подсела к нему сбоку на кровати и начала болтать о пустяках. Он подметил, что она одна управляется за столом.
– Хорошо бы тебе завести помощницу, – сказал Симэнь.
– Откровенно говоря, плохо мне стало без дочки, – отвечала Ван. – Все самой приходится делать.
– Не тужи! – успокоил ее Симэнь. – Велю вон мамаше Фэн приглядеть девчонку лет четырнадцати, тебе сразу легче станет.
– Уж мужа дождусь, пусть он и серебра выкраивает, и тетушку Фэн просит.
– Зачем же ждать? – не унимался Симэнь. – Сколько понадобится, я заплачу.
– Опять вас беспокоить? – воскликнула Ван. – Мы вам и без того, надо полагать, надоели.
По душе пришлись Симэню ее речи и, когда вошла Фэн и стала накрывать на стол, он сказал ей о служанке.
– Поклонись да поблагодари батюшку, – обратилась к Ван Шестой старуха. – Есть у меня на примете девочка лет тринадцати. У тетушки Чжао на южной окраине живет. Могу завтра же привести. В бедной семье росла. Отец служит в дозоре, да пала у него лошадь. Боится, как бы начальник не выпорол, а денег нет. Вот и решил дочь продать. Всего четыре ляна просит. Как раз тебе бы подошла.
Ван Шестая поспешно сложила руки и поклонилась Симэню. Подали закуски и подогретое вино. Ван наполнила чарку, взяла обеими руками и протянула Симэню, отвешивая низкий поклон.
– Достаточно и обычного поклона, – проговорил он, сделав знак рукой.
Ван покорно улыбнулась и села сбоку на скамеечку. Старая Фэн подносила одно яство за другим, подала она и искусно выпеченные пирожки. Ван положила в тарелку мяса с овощами и протянула Симэню.
Они пировали вдвоем. То и дело вздымались чарки. А Дайань и старуха Фэн пристроились на кухне, но не о том пойдет речь.
Когда они осушили не одну чарку, Ван подсела поближе к Симэню и принялась потчевать его яствами. Сначала они были заняты интимной беседой, потом стали пить вино из уст в уста. Они были одни. Симэнь обнял ее, и они слились в страстном поцелуе. Ван играла яшмовым стеблем. Обуреваемые желанием, они оставили вино, заперли дверь и сняли одежды. Ван легла на кровать и откинула одеяло.
Солнце клонилось к западу. Возбужденный винными парами Симэнь вынул из мешочка серебряную подпругу, чтобы подготовить тот самый предмет к делу. Ван стала играть с ним руками, отчего он вздулся и покраснел, стал грубым и большим. Потом села Симэню на колени. Они опять заключили друг друга в объятия, стали целоваться. Затем женщина подняла одну ногу и рукой направила сокровище Симэнь Цина в свое лоно. После того, как они потолкались какое-то время, Симэнь Цин на ощупь обнаружил, что в нежном и влажном лоне волосы поднялись, как колосья, и женщина хочет вступить с ним в битву. Тогда он велел ей лечь на спину, взял ее ноги, положил их себе на пояс и стал то вставлять, то вынимать тот самый предмет.
Только поглядите, что это было за сражение тучки и дождя:
Воинственность витала над бирюзовою тахтой, царило буйство на парчовом ложе. На кораллах изголовья сражался храбро удалец, под балдахином нежно-голубым вел бой храбрец неустрашимый. Богатырь в ярости метал копье с черной бахромой, воительница пылкая, станом ловко играя, натиск его отражала. Бросок вперед, отход назад. То поединок Лушаня [7]с фавориткой Великосущной [8]. Вот схватились, оружия скрестя. То неотступный Цзюньжуй преследует Инъин [9]. Сошлись единоборцы, как средь Небесной Реки Ткачиха с Волопасом [10]. В вихре закружились, будто чаровницы, манящие в пещеры бессмертных, и Жуань Чжао [11]. Вот и копье пронзило щит. Соединился молодец Цуй со своей Сюэ Красоткой [12]. Грянул удар, занесен меч. Су Крошку встретил Шуан Цзянь [13]. То нежно иволга щебетала – У Цзэтянь на свиданье с Аоцао [14]. То у ласточки перехватило дух – с Люй Чжи увиделся Шэнь Жэнь [15]. Сперва сноровки недоставало в метании копья, и щит едва-едва удары отражал. После разминки повели взаимную атаку, сомкнулись плечом в плечо. Нетерпеливый богатырь копьем нацеливался прямо в сердце. Стремглав воительница храбрая копье устами перехватить спешила. Вот пушка с ядрами уже штурмует подступы к развилке. Удары ловко отражает бесстрашная хозяйка чресел. Вот духу набирается золотой петух, шею задрав горделиво. Вот сук засохший тянется к цветку, его царапает и колет. После долгой схватки глаза застил туман. Одно движенье – и судорогой сводит. Поединок их так расшевелил, никто б разнять не в силах. Уж дышит тяжело хозяйка заросшей власами пещеры. Уж войско грозное томимо жаждою, с ног валится. Копье у латника дало осечку. Он сник, готовый бросить поле битвы, коня утратил и едва-едва влачится по трясине. А та, что тонкой лестью верх взяла, теперь глупышкой притворилась, глядит на отступившего противника, который все ниже погружается в пучину. Кольчуга порвана и смята, как бурею цветы. Слетела парчовая шляпка, словно ураганом сбитый лист. У полководца Серного кольца поломаны доспехи, сбит шишак. но генерал Серебряной подпруги еще упорно держит свой рубеж.