Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Составь, говорю, уж как-нибудь половчее, – продолжал Жинянь. – А на случай возврата три условия поставь. Нет, не послушал моего совета. Пришлось самому заново писать.
– Ну, а ты как же составил? Прочти! – попросил Сида.
– Я бы так написал: «Составитель сего долгового обязательства Ван Цай, отпрыск полководца Вана…» Я не стал бы говорить «из-за нужды в средствах», а сказал бы проще – «нуждаясь в деньгах» и далее – «в присутствии Сунь Тяньхуа и Чжу Жиняня в качестве поручителей взял в долг у Сюя Сквалыги…» Тут я бы уточнил «– серебром триста лянов», не распространялся бы о процентах, а написал бы «на покупку цветов мэй пятьсот медяков с обязательством вернуть в будущем году…» Нет, «в будущем году», по-моему, оговаривать не стоит. Лучше будет выразиться так: «вернуть лишь при нижеследующих условиях: во-первых, в случае, если в бурю колодезным воротом убьет одинокого гуся в небе, во-вторых, если пересохнет река и рыбы будут биться на прибрежном песке, и в-третьих, когда размякнут подводные камни». А он сдуру написал «когда крыльцо начнет кланяться». А что, говорю, будем делать, ежели оно вдруг и в самом деле покосится, как в поклоне согнется? Устранил я такую оплошность и написал так: «Если не удастся найти должника и исчезнут поручители, считать сей документ необоснованным и утратившим силу». Потом добавил: «На сем обязательство и заканчивается».
– Ловко написал, ничего не скажешь! – заметил Се Сида. – Растают камни, не докажешь, были они когда-нибудь или нет.
– Легко сказать! – воскликнул Чжу Жинянь. – А вдруг засуха случится, реки пересохнут. Распорядится тогда двор реки очистить. Пойдут камень из рек на стройки вывозить, кирками бить. Так-то легко и в порошок раздробить, а что тогда? Долг возвращать придется.
Все расхохотались.
Вечерело. Зажгли фонари. Под стрехой висел затейливый фонарь-бараний рог с колокольчиками.
Юэнян велела Цитуну с солдатами отнести Симэню четыре короба яств, сладостей и фруктов. Были тут золотистые абрикосы, огненно-красные гранаты, аппетитные оливы, сочные яблоки, ароматные и медовые груши, засахаренные финики, а также хрустящие жареные пирожки долголетия, кунжутные «слоновые глазки», поджаренные «фишки», медовые крендели, конфеты и пастила. Словом, редкостные яства.
Симэнь позвал Цитуна.
– Сударыни разошлись? – спросил он. – Кто тебя прислал?
– Матушка Старшая велела отнести, – отвечал слуга. – Пир еще не кончился. Актеры четыре действия сыграли. Матушка Старшая в большой зале устроила угощение. Оттуда и потешные огни смотрели.
– А много народу было?
– Полна улица.
– Я ж наказывал Пинъаню поставить солдат у ворот, чтобы не пускали посторонних.
– Батюшка, а никакого беспорядка не было, – сказал Цитун. – Солдаты сдерживали толпу, мы с Пинъанем потешные огни зажигали. Потом, когда гостьи насмотрелись вдоволь, матушка меня к вам послала.
Симэнь велел убрать со стола посуду и расставить яства. Повар принес новогодние пирожки с фруктовой начинкой. Певицы стали обносить пирующих вином, а Цитуна хозяин отпустил домой. Когда кубки наполнили подогретым вином, опять сели за стол.
Ли Мин и У Хуэй запели романсы о празднике фонарей на мотив «Вешние воды»:
Столица в праздник фонарей:
созвездиям цветных огней смиренно звёзды вторят сверху. Полна полночная луна, напевами напоена и брызжет радость фейерверком.На мотив «Веслом плеснули по реке»:
Всё в новогодней россыпи фонариков цветных. В верху, на звёздной простыне кругла луна весны. Как звёздная пародия в каменьях балдахин. Под тосты плодородия бокалу быть сухим. И шёлковыми гроздьями девичьи пояса. О, сколько вёсен пройдено под птичьи голоса!На мотив «Седьмого брата»:
Все актёры играют искусно, лицедейство наполнено чувством. Номера остроумны, со вкусом, рассмешат и серьезных, и грустных.На мотив «Настойка на лепестках сливы»:
Номер закончил разбойник-страшила, Пляска прислужниц-девиц закружила, Духов изменчивых дьявольский смех, Мигом красотки сменили их всех. Бой барабанный толпу зазывает, Комик смешит – на ходулях шагает, Все сообща веселятся, шумят, Мускуса пряный влечёт аромат. Кто-то стихи декламирует плавно, Все осушают бокалы исправно.На мотив «Ликует Южноречье»:
Пусть в многолюдьи жизни, я буду пьян и сыт, Пусть яшмовые кисти ласкают струны цитр. Пусть фонари и звёзды, пусть лица и луна, Пока еще не поздно себя испить до дна.После пения романсов пирующие принялись за сладкие новогодние пирожки-юаньсяо [6]. Первым откланялся Хань Даого. Симэнь велел Лайчжао открыть нижние комнаты, повесить занавески и выносить раму с потешными огнями. Симэнь с гостями любовался зрелищем сверху, а Ван Шестая с певицами и женой Лайчжао, Шпилькой, смотрели внизу.
Дайань с Лайчжао вынесли раму на середину улицы и подожгли огни. Зевак собралось неисчислимое множество.
– Это начальник Симэнь огнями потешается, – шептали в толпе.
Да и кто не придет поглазеть! И в самом деле, только взгляните, что это было за прекрасное зрелище!
Букет огромный в полторы сажени. Под ним толпа ликует и шумит. На верхушке сидит журавль-отшельник. В клюве держит он «Багряное послание» [7]. Вот загорелась ветка. Послышался напев «Заросших гор». Луч холодного света тотчас достиг созвездий Ковша и Волопаса. Потом в самом зените взорвалась арбуз-хлопушка, светом озарив стоявшую внизу толпу. Казалось, тысячи раскатов громов землю потрясли. Вот лодки сборщиц лотосов вдогонки понеслись, своею яркостью с луною споря. Как будто золотой фонарь рассеял по небесной сини мириады звезд. Винограда синего бесчисленные гроздья как черный жемчуг гирляндами висят на хрустальной занавеске. Свистит повсюду «гегемона плеть». Вот «полевая мышь» забралась гуляющему в халат. На карусель нефритовых светильников как любо поглядеть, от бабочек серебряных и гусениц золотых глаз не оторвешь. Восемь бессмертных [8], прославленных и дальновидных, даруют долгоденствие. Семь святых карают нечисть, и демоны огнем объяты. Огни зеленые и желтые в воздухе кружатся. Эфир окутал землю, зарницы полыхают. Искрометные лотосы словно парчовый ковер. Тут хризантема рядом с орхидеей, горящие цветы и персиков опавших лепестки весну торопят. Палаты, терема, из-за которых не видно стало горных круч. А тут барабанщиков целый отряд. Он заглушил ликующей толпы восторг многоголосый. Вот «коробейник» весь в огнях и «разбойник» с разбитою вдребезги колесницей. Вот «судьи-демоны», их лица обожжены и грозен вид. А вот «засада-ловушка». Мчатся кони, бегут люди. Не разберешь, кто одержал победу, кто пораженье потерпел. Переживаний столько, что ждешь, когда же огни погаснут, хлопушки догорят.
Бег времени, не торопись, замри! Пусть фонари – до самого рассвета, Пусть плачут пёстрые марионетки, А мы смеемся и не ждём зари.Ин Боцзюэ заметил, что Симэнь порядком выпил, а потому, поглядев потешные огни, спустился вниз. Там он увидел Ван Шестую и дал знать Се Сида и Чжу Жиняню. Они ушли, не простившись с хозяином.
– Куда ж вы, дядя? – окликнул Ина Дайань.
– Вот недогадливый какой! – зашептал на ухо слуге Ин. – Я ж тебе раньше говорил, в чем тут дело. Если я останусь, и другие будут сидеть, а что хорошего? Если батюшка спросит, скажи, мы ушли.
Симэнь посмотрел на потешные огни и спросил, где Боцзюэ и остальные гости.
– Дядя Ин с дядей Се ушли, – отвечал Дайань. – Я хотел было их удержать, а они велели вас поблагодарить и удалились.
Симэнь ничего ему не сказал и позвал Ли Мина с У Хуэем.
– Я вас сейчас не награждаю, – сказал он певцам, поднося каждому по большому кубку вина. – Шестнадцатого приходите. Будут дядя Ин, приказчики и служащие.
– Позвольте вам сказать, батюшка, – опускаясь на колени, начал Ли Мин. – Шестнадцатого нас с У Хуэем, Цзо Шунем и Чжэн Фэном звали к новому правителю Дунпина его сиятельству господину Ху. У вас, батюшка, мы сможем быть только к вечеру.