Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Ничего, мы как раз вечером и собираемся пировать, – отвечал Симэнь. – Только не задерживайтесь.
– Что вы, батюшка! – заверили его певцы и, стоя на коленях, осушили свои кубки, потом раскланялись и ушли.
– Завтра будут дамы пировать, – сказал Симэнь. – Гуйцзе и Иньэр петь будут. И вы приходите.
Они с певицами вышли от Симэня, но не о том пойдет речь. Симэнь наказал Лайчжао, Дайаню и Циньтуну убрать со стола и погасить фонари, а сам отправился в дальние покои.
Тем временем сын Лайчжао, Тегунь, играл во дворе и любовался огнями. Когда же Симэнь ушел, он вбежал наверх, где его отец убирал со стола поднос с мясом, кувшин вина и сладкие пирожки. Тегунь схватил со стола засахаренные орехи и бросился к матери. Шпилька дала ему затрещину и не пустила во двор.
Из комнаты донесся смех. Тегунь решил, что там певицы, но дверь была заперта. Тогда Тегунь заглянул в щелку. Комнату освещал фонарь. Симэнь с Ван Шестой предавались утехам. Симэнь был навеселе. Уложив Ван на постель, он снял с нее штаны и, приладив подпругу, начал охоту за цветком с заднего дворика. Не одну сотню раз, гремя доспехами, нападал он, тяжело дыша. Казалось, вот-вот сломается кровать, так громко она скрипела.
Пока малыш наблюдал это сражение, к двери подошла Шпилька. Увидев его притаившимся под дверью, она дала ему оплеуху.
– Вот горе мое! – заругалась она. – Хочешь, чтобы тебя, негодник, опять до полусмерти избили, а? Где тебя носит?
Шпилька протянула сыну новогодних пирожков и больше не пускала из дому. Испуганный Тегунь лег спать.
А Симэнь долго еще сражался с Ван Шестой. Тем временем Дайань покормил носильщиков паланкина. Потом, проводив Ван Шестую до дому и вернувшись на Львиную, он и Циньтун с фонарями сопроводили домой хозяина.
Да,
Ты не досадуй по утру, что вновь зашла луна, Ведь аромат неведомый успел испить сполна.Тому свидетельством стихи:
Семью он оставил, отдался во власть наслаждений, Без бурных утех сластолюбцу и ночь не нужна. А время бежит чередою коротких мгновений… Хмельному и ласки вкусить не удастся сполна.Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
В жизни нынешней и прошлой
много горя накопилось.
И у знатных, и у бедных
участь – лечь в сырую землю.
А куда же подевались
Ханьского У-ди красотки?
Смыл поток воды в ущельях
груды золота Ши Чуна.
Чуть рассвет пришел на землю,
а уж снова близок вечер,
Расцвели весной деревья,
чтобы к осени увянуть.
Не стоит на месте время,
и сменяются волненья –
Не отправиться ль в селенье
к выпивохам беспечальным!
Симэнь Цин вернулся домой только в третью ночную стражу. Юэнян еще не спала. Она вела беседу с женой У Старшего и остальными гостьями. Пинъэр поднесла Симэню чарку вина. При появлении хозяина старшая невестка У удалилась в соседнюю комнату. Юэнян помогла подвыпившему мужу раздеться, а Пинъэр велела приветствовать его земным поклоном.
Когда все сели, Симэнь поинтересовался, как пировали. Юйсяо подала чай. Поскольку госпожа У осталась в комнатах Юэнян, Симэнь пошел ночевать к Юйлоу.
Рано утром пришли повара и начали готовиться к пиру. Симэнь отправился в управу на торжественный обряд поклонения Сыну Неба [1]. На церемонии его увидел надзиратель Ся.
– Благодарю сердечно за гостеприимство, какое было оказано вчера моей жене, – сказал он, обращаясь к Симэню.
– Прошу прощения за скромный прием, – отвечал Симэнь.
Когда он вернулся домой, то застал там тетушку Кун, которая принесла от госпожи Цяо Пятой жбан южного вина и всевозможные яства. Симэнь принял подарки и угостил прибывших с ними слуг. Тетушка Кун расположилась в покоях Юэнян. Первой прибыла в паланкине жена У Шуньчэня, Чжэн Третья, и приветствовала хозяйку поклоном. Жены пили чай с тетушкой Кун.
Тем временем Ли Чжи и Хуан Четвертый выручили на поставках благовоний и воска тысячу лянов. Доставить серебро из Дунпина им помогал Бэнь Дичуань. Как только о приезде подрядчиков прослышал Ин Боцзюэ, он тотчас же явился к Симэню. Хозяин велел Чэнь Цзинцзи принести весы. Серебро тщательно взвесили и передали Симэню. За подрядчиками осталось пятьсот лянов долгу и проценты, составлявшие сто пятьдесят лянов. Хуан Четвертый достал четыре золотых браслета. Они потянули тридцать лянов, что в обмен на серебро равнялось ста пятидесяти лянам. Подрядчики предложили составить новый контракт.
– Приходите после праздника, тогда и потолкуем, – сказал Симэнь. – Некогда мне сейчас.
Прежде чем уйти, Ли Чжи и Хуан Четвертый долго благодарили Симэня, величая «почтенным батюшкой». Что же касается Ин Боцзюэ, то его занимал только магарыч. Решив, что настал подходящий момент сорвать обещанное, он направился было вслед за подрядчиками, но его удержал Симэнь.
– Что это вы вчера ни с того ни сего ушли? – спросил он. – Даже мне не сказались. Я за вами слугу посылал, а вас и след простыл.
– Да мы и так, верно, надоели тебе вчера, – отвечал Ин Боцзюэ. – И мы лишнего хватили, и ты был навеселе. А тебе, брат, сегодня еще в дамском обществе пировать предстоит. До коих же пор, думаю, нам сидеть! Ты уж в управу нынче, конечно, не пойдешь? Как ты только выдерживаешь!
– Я вчера в третью ночную стражу домой заявился, – объяснил Симэнь. – А нынче уже на торжестве поклонения Сыну Неба в управе присутствовал, дела разбирал. Теперь вот распорядиться надо насчет пира: скоро гостьи начнут съезжаться. А до этого в даосском монастыре на новогоднем молебне [2]отстоял. Мне еще у Чжоу Цзюйсюаня пировать. Даже не знаю, когда и домой ворочусь.