Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– В тот же час обезьяны, – ответила Юэнян.
– Я так и говорила, – вставила Юйлоу. – Он своего часу ждал. Как в час обезьяны родился, так и отошел. И в тот же самый день двадцать третьего. Только до месяца своего не дожил. Как раз год и два месяца прожил на свете.
С обеих сторон встали слуги, готовые перенести младенца во флигель. Заметив их, Пинъэр опять зарыдала:
– К чему так спешить? Потрогайте его, – обратилась она к Юэнян, – ведь он еще и остыть не успел.
И Пинъэр запричитала вновь:
– Не покидай меня, мой сыночек! Как я страдаю!
У нее подкосились ноги, и она упала на пол, рыдая.
Тому свидетельством романс на мотив «Овечка с горного склона»:
За что ты меня покарало, о, Небо?! Мой крошка любимый, ты был или не был? Позволь мне твой голос услышать опять! Судьба, одарив, поспешила отнять. За прошлые жизни мой долг неоплатный Безжалостно взыскан был тысячекратно. Душа кровоточит, вся корчась от ран! Ты, ясное Небо, – ослепший тиран! Была я послушна тебе и добра. Кому на потеху дитя отобрал? Под корень срубили, утратила тень, Зачем ослепил меня солнечный день. Скорее во тьму за сыночком родимым Путём воздаяния непобедимым.Пинъэр плакала. Слуги вынесли Гуаньгэ и положили в западном флигеле.
– Надо бы сообщить сватьям Цяо и отцам наставникам, – посоветовала хозяину Юэнян.
– В монастырь и завтра с утра поспеем, – отвечал Симэнь и обернулся к Дайаню: – Ступай господину Цяо скажи.
Для составления свидетельства позвали геоманта Сюя. Бэнь Дичуаню было выдано десять лянов на покупку ровных сосновых досок. Нанятый столяр быстро смастерил гробик.
Только собрались обряжать младенца и класть в гроб, как доложили о прибытии паланкина с супругами Цяо. Они вошли в комнату и заплакали. Юэнян и остальные домашние со слезами на глазах рассказали им о случившемся. Вскоре пришел геомант Сюй.
– Молодой барин и скончался в час обезьяны, – сказал геомант, осмотрев младенца.
Юэнян попросила геоманта заглянуть в «черную книгу». Сюй стал перебирать пальцами, производя подсчеты, затем одним взглядом справился в тайной книге о силах тьмы и света и, наконец, произнес:
– Молодой барин родился в час под девятым знаком шэнь, в шестой луне двадцать третьего дня года тридцать третьего – бин-шэнь – правления под девизом Порядка и Гармонии, скончался в час под девятым знаком шэнь, в восьмой луне двадцать третьего дня года тридцать четвертого – дин-ю – того же правления [13]. Сочетание года тридцать четвертого – дин-ю – с днем сорок девятым – жэнь-цзы – предвещает два больших траура. Членам семьи следует воздерживаться от рыданий. Запрет этот не касается остальных родственников. При положении во гроб не должны присутствовать родившиеся под четырьмя знаками: змеи, дракона, крысы и зайца [14]. «Черная книга» также гласит: «Умершему в день сорок девятый – жэнь-цзы – на небе соответствуют чертоги Драгоценной Вазы, а на земле – область Ци [15]». В прежней жизни он был сыном в семье Цаев из Яньчжоу [16], разорял ближних, пьянствовал и под конец совсем опустился. Он не почитал ни Небо и Землю, ни родных, совершал одно злодеяние за другим. Впоследствии, пораженный холодом, он долгое время был прикован к постели, ходил под себя и умер, неухоженный. В нынешней жизни он родился мальчиком, страдал от судорог, а десять дней назад был напуган домашним животным, и у него отняли душу. Он преждевременно скончался от того, что попал под вредоносное влияние Юпитера в данном месте. Теперь ему предстоит родиться сыном в семье Ванов из Чжэнчжоу [17]. Он станет впоследствии тысяцким и доживет до шестидесяти восьми лет.
Геомант Сюй смолк и, не отрываясь от книги, обратился к Симэню:
– Позвольте вас спросить, ваше превосходительство, завтра вы намерены совершить сожжение или погребение?
– То есть как это завтра? – удивился Симэнь. – На третий день отслужим панихиду, а на пятый будет вынос и похороны на нашем кладбище.
– Двадцать седьмого будет как раз день под пятьдесят третьим знаком бин-чэнь, который не предвещает ничего дурного ни одному из членов вашей семьи, – отвечал геомант. – Погребение следует совершить в полдень, в час седьмой – у.
Свидетельство было составлено. Когда младенца положили в гроб, пробили уже третью ночную стражу.
Пинъэр с плачем отыскала у себя в комнате детскую монашескую ризу, шапочку и туфельки и положила в гроб. Гроб забили и снова послышались рыданья. Геоманта отпустили.
На другой день Симэнь был так занят, что не заглядывал в управу. Печальное известие дошло до надзирателя Ся, и он сразу же после утреннего присутствия прибыл с выражением соболезнования. Отправили посыльного сообщить о случившемся настоятелю У. На третий день восемь иноков из монастыря Воздаяния читали над усопшим священный канон. Настоятель У и сват Цяо вместе приготовили трех жертвенных животных [18]. Стол с жертвами и сожжением бумажных изображений устроили также и шурины У Старший и Хуа Старший, и свояки Шэнь и Хань. Ин Боцзюэ, Се Сида, сюцай Вэнь, Чан Шицзе, Хань Даого, Гань Чушэнь, Бэнь Дичуань, Ли Чжи и Хуан Четвертый, объединившись, тоже внесли свою лепту и провели вечер вместе с Симэнем у гроба младенца. Когда отбыли монахи, позвали всех принесших жертвенные изображения. После предания их огню перед гробом Гуаньгэ в большой зале был накрыт стол, и Симэнь накормил пришедших. В тот же день с жертвенными предметами прибыли певицы Ли Гуйцзе, У Иньэр и Чжэн Айюэ.
Пинъэр день ото дня бледнела, не пила и не ела. Всякое воспоминание сопровождалось слезами. От рыданий она потеряла голос. Симэнь начал опасаться, как бы с горя руки на себя не наложила, и велел кормилице, горничной и У Иньэр не оставлять ее днем одну. Сам он третью ночь проводил с Пинъэр и всячески старался ее успокоить. Монахиня Сюэ читала ей по ночам Сурангаму-сутру [19]и «Заклятья, отводящие злых духов».
– Не плачьте, матушка, – успокаивала ее монахиня. – Ведь сказано в Писании: все в мире меняет облик свой, и нет конца перерождениям. Кому судьба родиться, тот на свет появится непременно. Он же не дитя ваше, матушка, а кредитор ваш в прошлой жизни. Вот он и пришел, чтобы вернуть долг и вас ограбить. Он все равно умер бы – не через год, так через два или три, через шесть лет или девять. Не счесть числа смертям и рождениям, кои свершаются денно и нощно. Вот что сказано в «Сутре заклинаний-дхарани»: “Жила в старину женщина. Никогда не расставалась она со священной «Сутрой заклинаний-дхарани». Ни дня не проводила без молитвы. Но за три рождения до того женщина эта поднесла яд и загубила жизнь ближнего. И душа, ею загубленная, постоянно ее преследовала – часа своего ждала. И чтобы убить мать свою, тайно проник преследователь в нутро ее, поселился во чреве ее, вцепился в сердце и печень родительницы своей. Когда же пришел час разрешиться ей от бремени, в муках между смертью и жизнью металась она, но, наконец, родила дитя как положено. Однако не минуло и двух лет, как умер ребенок тот. Тосковала мать, горько плакала и рыдала. Потом отнесла дитя свое бездыханное к реке и в воду бросила. И так повторялось трижды. А он всякий раз вселялся в нее, проникал во чрево ее и выжидал часу, чтобы убить мать свою. Так в третий раз затеял он в утробе ее недоброе. Вцепился он в сердце и печень ее, и в муках страшных едва сносила она боль нестерпимую, и надрывалась от крику, и родила его целого и невредимого. И опять умер он, не прожив и двух лет. Невольно зарыдала мать перед бездыханным младенцем своим и сетовала на горькую свою судьбу. Как и раньше понесла его к реке. На берегу остановилась, будучи не в силах расстаться с детищем своим. И сжалилась тогда над ней милосердная бодхисаттва Гуаньинь и явилась ей одетым в рясу монахом и молвила: “Не плачь и не убивайся! Это не сын твой, а душа загубленного тобою в третьем до сего рождении. Он рождался трижды, но погубить тебя ему не удалось. Не отомстил он тебе, ибо изо дня в день с усердием творишь ты молитву Будде и твердо веришь в священную «Сутру заклинаний-дхарани». Если желаешь взглянуть на преследователя твоего, обернись, куда укажу”. И молвив это, указала божественным перстом своим. И принял младенец ее образ демона-якши [20], и встал среди реки, и изрек: “Ты загубила меня, и вот пришел я отомстить тебе. Но тверда ты в вере, творишь усердно молитву и чтишь «Сутру заклинаний-дхарани», священный канон Венценосного Будды. За это добрые духи охраняют тебя и денно и нощно, и не могу я погубить тебя. А теперь милосердная Гуаньинь освободила меня от жажды мщения, и не стану я отныне преследовать тебя”. Сказал и исчез, погрузившись в воды реки. И со слезами молилась та женщина милосердной Гуаньинь. И с тех пор творила добро, и праведная жизнь ее длилась девяносто восемь лет, а в последующей жизни она родилась мужчиною». Поверьте мне, матушка, ребенок этот не сын вам. Это мститель, судьбою вам посланный. Родился он, чтобы свершить возмездие и погубить вас. Только благодаря молитве вашей и усердию, с коим вы жертвовали на печатание и распространение полутора тысяч копий священной книги, он не в силах оказался погубить вас и исчез. Но придет срок – и появится у вас сын. То и будет дитя ваше кровное.
Слушала Пинъэр монахиню Сюэ, но любовь ее материнская к сыну от этого не уменьшалась. И при всяком упоминании слезы текли у нее из глаз.
Незаметно прошли дни, и настало утро двадцать седьмого дня. Восемь нанятых подростков в темном одеянии и белых шапочках несли отделанный золотом ярко-красный гроб. Вздымались к небу стяги и хоругви, плыл увитый белыми цветами и ветками ивы балдахин. Впереди двигалось ярко-красное полотнище с надписью: «Гроб с телом сына из рода Симэнь».
Настоятель У также прислал двенадцать послушников. Настоятель У также прислал двенадцать послушников. Они окружили гроб, повторяя молитвы и читая канон «Нефритовые строки о рождении духа». Лились траурные мелодии. Родные и друзья сопровождали одетого в траур Симэня. До арки на большой улице он шел пешком, потом сел на коня. Похоронную процессию сопровождали паланкины У Юэнян, Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и дочери Симэня, а также матери свата Цяо, супруги У Старшего, супруги У Шуньчэня – Чжэн Третьей и певиц – Ли Гуйцзе и Чжэн Айюэ. Сунь Сюээ, У Иньэр и монахиня Сюэ остались дома с Ли Пинъэр.
Симэнь опасался, что Пинъэр будет чрезмерно убиваться и не пустил ее на кладбище. Когда начался вынос и процессия двинулась к воротам, как ни уговаривали Пинъэр, она бросилась за гробом.
– Навсегда ты уходишь, сыночек родной мой! – так громко причитала она, что сорвала голос, потом упала, ударившись головой о ворота. Золотые шпильки выпали у нее из прически. Испуганные У Иньэр и Сунь Сюээ подняли ее и стали упрашивать пойти к себе в покои.
Опустел кан. Только игрушечный барабанчик с бубенчиками – символ долголетия – все еще висел над кроваткой. Пинъэр ухватилась руками за стол и зарыдала.
Тому свидетельством романс на мотив «Овечка с горного склона»:
Безмолвия бездна, Любимый сынок! Мне жизнь бесполезна, Мне дом одинок! Рожала в мученьях, В крови и в поту. И нет облегченья – Вся боль – в пустоту! Страдаю я ныне. Судьба ли? – Беда! Все мысли о сыне – Туда – в никуда! Лишилась приюта, Лишилась мечты. О, Небо, ты люто, Неправедно ты! Век скорый и скорбный Судило ему. Мне дом мой просторный Пустой ни к чему. Спешу я за чадом В объятия тьмы, Чтоб в вечности рядом Покоились мы.