Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Двое, одетые в темные платья, опустились на колени и вынули из узла кусок отделанного золотом атласа, благовонные палочки, две свечи и жертвенную бумагу и поднесли их Симэню.
– Это скромные подношения господина Суна, – пояснил смотритель. – А в этих двух узелках серебро на угощение. Оно собрано с двенадцати высших чиновников здешних уголовных управлений, по три ляна серебра с каждого лица, и с восьми чиновников из управ, по пяти лянов с каждого. Тут в двадцати двух пакетах сто шесть лянов серебра.
Оба узелка были вручены Симэню.
– Простите, что причиняем вам столько хлопот, сударь! – заключил смотритель Хуан. – Ну, вы согласны?
– Как я могу принять, когда у меня в доме траур? – наотрез отказывался от серебра Симэнь. – А когда предполагается прием?
– Еще не скоро, – объяснял Хуан. – Где-нибудь в середине следующего месяца. Его сиятельство Лу Хуан еще пребывает в столице.
– У меня двенадцатого будет вынос, – говорил Симэнь. – Но раз такова воля его превосходительства Суна, я, разумеется, слушаюсь и исполняю, только прикажите. Позвольте только узнать, сколько накрывать столов. Передайте, все будет сделано, поблагодарите его превосходительство за столь щедрые дары, однако принять серебро я не могу.
– Но вы не правы, Сыцюань, – продолжал смотритель. – Сунъюань просил меня узнать ваше мнение о приеме, и серебро это не его личное, а всех высших чиновных лиц провинции Шаньдун. Не отказывайтесь, прошу вас! В противном случае Сунъюань больше не решится вас беспокоить, и ему придется обратиться к кому-нибудь другому.
– Ладно, в таком случае принимаю, – выслушав смотрителя согласился наконец, Симэнь и велел Дайаню и Ван Цзину убрать серебро, а потом опять обратился к собеседнику: – Так сколько же накрывать столов?
– Особый стол для его превосходительства Лу Хуана, – говорил Хуан, – стол чуть пониже для почтенного Суна и чинов инспекторских управлений, для остальных же – обыкновенные столы. О музыкантах и актерах не беспокойтесь. Мы найдем сами.
После второй чашки чая смотритель стал откланиваться. Симэнь упрашивал его остаться.
– Нет, мне еще предстоит визит к почтенному Шан Лютану, – говорил смотритель. – Он ведь был одно время правителем моего родного уезда, потом его перевели помощником правителя в округ Чэнду [7]. А с его сыном, Лянцюанем, мы вместе держали экзамены.
– Не знал, что вы так близки с Лянцюанем, – заметил Симэнь. – Мы с ним тоже дружим.
Смотритель Хуан встал.
– Будьте так любезны, передайте мой сердечный привет почтенному господину Суну и скажите, что я жду дальнейших распоряжений, – сказал на прощание Симэнь.
– О дне приема Сунъюань сообщит вам через посыльного, – говорил смотритель. – Но слишком уж роскошное угощение устраивать, по-моему, не следует.
– Все будет как полагается, – успокоил его Симэнь и проводил за ворота.
Смотритель Хуан сел на коня и отбыл.
Военные чины уезда, гости Симэня, услышав о предстоящем приезде высоких инспекторов, со страху удалились за искусственную гору в небольшую беседку, а слугам наказали, чтобы те немедленно унесли от ворот паланкины и отвели в сторону коней.
Вернувшись в крытую галерею, Симэнь рассказал гостям о том, что цензор Сун с инспекторами приглашает к нему главнокомандующего дворцовой гвардией Его Величества посла Лу Хуана. Гости заговорили, перебивая друг друга.
– Вот так напасть на наши края! – восклицали они. – Раз посол Его Величества пожалует, стало быть, готовься к приемам. Угощения, утварь, прислуга – все с наших уездов подавай, все с населения собирай. Да, вот так бедствие! Страшнее не придумаешь! Но мы уповаем на вас, Сыцюань. Надеемся, вы ради дружбы замолвите за нас словцо о повышении, а?
Так поговорив с хозяином, гости откланялись и, вскочив на коней, уехали. Однако хватит пустословить.
Настала третья седмица со смерти Пинъэр. Панихиду под удары в барабан и цимбалы служили прибывшие из загородного монастыря Вечного блаженства игумен отец Даоцзянь и шестнадцать высших монахов в расшитых облаками парчовых рясах и буддийских шапочках. Утром они окропили помещение и совершили омовение священного изображения Будды, а в полдень призывали из подземных темниц душу усопшей, служили панихиду Лянского правителя [8], читали «Павлинью сутру» [9], словом, исполнили все как полагается.
Под вечер прибыла сватья Цяо. Она и жены приказчиков провели ночь вместе с Юэнян и остальными хозяйками. Перед гробом для них выступали кукольники. Отгороженные экранами, в восточном конце крытой галереи тем временем трапезничали Симэнь, Ин Боцзюэ, шурин У Старший и сюцай Вэнь.
Восьмого дня в десятой луне вышла четвертая седмица, и из расположенного за западными городскими воротами ламаистского монастыря Драгоценных даров были приглашены шестнадцать монахов во главе с ламою Чжао. Они читали ламаистское писание, совершали ритуальную пляску перед алтарем с божествами, сыпали рис и, куря благовония, творили молитвы. Во время трапезы им подавали коровье молоко, чай и сыр. На стенах висели картины, на которых были изображены превращения девяти устрашающе отвратительных небесных демонов. Увешанные бахромою и жемчугами, с черепами на груди, они жадно пожирали младенцев. Меж ног у них торчали зажатые оборотни. Змеи и драконы обвивали их, словно пояса. Были тут и восьмирукие о четырех головах, и метавшие копья с алебардами. Рыжеволосые и синелицые, они кровожадностью и одним видом своим наводили ужас беспримерный.
После постной полуденной трапезы подали мясные блюда и вино. Симэня в тот день не было дома. Они с геомантом Сюем уехали на загородное кладбище, чтобы определить место погребения. Воротился хозяин после обеда. Под вечер отпустили ламаистских монахов.
На другой день рис, вино, закуски и все необходимое было отправлено в загородное поместье. Там приказчикам поручили соорудить пять временных навесов и кухню, а рядом с кладбищем, близ могилы, возвести большой навес размером в три комнаты, куда пригласили соседей. После обильного угощения вином и мясными блюдами соседи возвращались домой с подарками за плечами или на голове, но говорить об этом подробно нет надобности.
Утром одиннадцатого прибыли певцы. На прощание с усопшей они исполнили под удары в барабан и цимбалы сцены из пьес: «Пять демонов мешают судье» [10], «Демоны заморочили голову Небесному наставнику Чжану» [11], «Чжун Куй тягается с бесененком» [12], «Лао-цзы проходит через заставу Хань» [13], «Шесть разбойников мешают Майтрее» [14], «Слива в снегу», «Чжуан Чжоу снится бабочка» [15], «Небесный царь ниспосылает на землю наводнение, пожары и ураганы» [16], «Дунбинь летучим мечом рассекает Желтого дракона» [17]и «Чжао Тай-цзу за тысячу ли провожает супругу» [18]. Жены Симэня и гостьи смотрели представление из-за ширм. Когда актеры удалились, они приблизились к гробу Пинъэр. Родственницы и близкие усопшей с поклонами сожгли жертвенные предметы, и помещение огласилось громкими рыданиями.