Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Симэнь Цин, надобно сказать, частенько спал в передних покоях у гроба Пинъэр. Тогда постель утром убирала Юйсяо, а хозяин шел в дальние покои умываться и причесываться. Этим моментом и пользовался Шутун, чтобы пошутить и позубоскалить с горничной. А в тот день Симэнь ушел ночевать в дальние покои. Юйсяо встала раньше других и потихоньку вышла. Она подмигнула Шутуну, и они пробрались через сад в кабинет.
Цзиньлянь не спалось. Она прошла к зале, где лежала покойница, но там было тихо и темно. В крытой галерее в беспорядке стояли столы и стулья. Кругом не было видно ни души. Тут она заметила Хуатуна. Он мел пол.
– А, это ты, рабское твое отродье? – говорила Цзиньлянь. – Что ты тут делаешь? А остальные где?
– Все спят, матушка, – отвечал слуга.
– Брось веник! – приказала Цзиньлянь. – Ступай спроси у зятюшки кусок белого шелка. Старой матушке Пань, скажи, траурную юбку надо сшить. Да пусть выдаст трауру на пояс и в прическу. Матушка моя нынче домой собирается.
– Зятюшка, наверно, почивают, – говорил Хуатун. – Обождите, я пойду узнаю.
Слуга удалился и долго не появлялся.
– Зятюшка сказали, что брат Шутун с Цуем трауром ведают. Вы, матушка, у брата Шутуна спросите.
– Где ж я его, негодника, разыскивать буду? – ворчала Цзиньлянь. – Сам пойди поищи.
Хуатун бросил взгляд на флигель.
– Он только что тут проходил, – говорил он. – Должно быть, в кабинете причесывается.
– Ладно, мети, я сама его спрошу, – сказала Цзиньлянь и, едва касаясь лотосовыми ножками земли, подобрав юбку, подкралась к кабинету.
Оттуда донесся смех. Цзиньлянь распахнула дверь. Шутун с Юйсяо лежали на кровати.
– Вот, рабские отродья, чем вы тут, оказывается, занимаетесь? – заругалась она.
Застигнутые врасплох любовники с перепугу встали перед Цзиньлянь на колени и начали умолять о прощении.
– Ты, рабское отродье, ступай и принеси кусок траурного шелка и полотна, – обратилась она к Шутуну. – Моя матушка домой собирается.
Шутун тотчас же принес все, что она просила.
Цзиньлянь направилась к себе, за ней проследовала Юйсяо.
– Умоляю вас, матушка! – встав на колени, просила Юйсяо. – Только батюшке не говорите.
– Сукина дочь! – ругалась Цзиньлянь. – Все выкладывай, арестантка проклятая! Давно с ним шьешься, а?
Юйсяо рассказала все о связи с Шутуном.
– Стало быть, прощения просишь? – спрашивала Цзиньлянь. – Тогда я тебе три условия поставлю.
– Все исполню, матушка, что ни прикажете, – заверила ее горничная Юйсяо. – Только простите.
– Во-первых, будешь мне докладывать обо всем, что бы ни делалось в покоях твоей матушки. А утаишь чего, пощады не проси. Во-вторых, что бы я ни попросила, ты должна будешь достать и потихоньку мне принести. И, в-третьих, у твоей матушки никогда не было детей. Скажи, почему она ребенка вдруг стала ждать, а?
– Не скрою, матушка, – говорила Юйсяо. – Хозяюшка моя приняла снадобье из детского места, вот и понесла. А снадобье это мать Сюэ готовила.
Цзиньлянь внимательно выслушала горничную. Симэню о случившемся она ничего не сказала.
А Шутун, напуганный хитрой усмешкой Цзиньлянь, с какой она на него поглядела, когда уводила Юйсяо, струсил не на шутку и направился прямо в кабинет. Там он навязал целый узел платков и повязок, прихватил зубочистки, заколки и шпильки, узелки с подношениями и больше десяти лянов серебра собственных накоплений и пошел в лавку, где выманил у приказчика Фу еще двадцать лянов якобы на закупку траурного шелка и, миновав городские ворота, нанял до пристани осла. Потом Шутун сел на судно и отбыл на родину в Сучжоу.
Да,
Разбита клетка из нефрита – И феникса уж нет. Ключ золотой дракон похитил И свой запутал след.В тот день отбыли домой певицы Ли Гуйцзе, У Иньэр и Чжэн Айюэ.
С утра носильщики принесли от придворных смотрителей Лю и Сюэ трех жертвенных животных и жертвенные принадлежности. От каждого было передано также по ляну серебра на приглашение двух исполнителей даосских напевов [1]. Их сиятельства намеревались провести с хозяином весь день и ночь. Симэнь решил послать им траурного шелка и послал за ключом к Шутуну, но его не нашли.
– Шутун взял у меня двадцать лянов серебра и ушел шелку купить, – объяснял приказчик Фу. – Батюшка, говорит, наказал шелку купить. Он, наверное, за городские ворота отправился.
Я ему ничего не наказывал, – говорил Симэнь. – Зачем он серебро спрашивал?
Хозяин распорядился поискать Шутуна, но в лавках за городской чертой его так и не отыскали.
– Не задумал ли он, рабское отродье, чего дурного? – говорила хозяину Юэнян. – Чует мое сердце. Подозрительный он был какой-то. Может, обокрал и скрылся? В кабинете посмотри как следует. Чего доброго, и вещи прихватил, негодяй.
Симэнь пошел в кабинет. Ключи от кладовой висели на стене. В сундуке не оказалось платков и повязок, исчезли узелки с подношениями, зубочистки, шпильки и заколки. Симэнь рассвирепел и вызвал околоточных.
– По всему городу ищите! – приказывал он. – Ко мне приведете.
Но напасть на след Шутуна так и не удалось.
Да,
Хоть юноша торопится домой, Боюсь, вернется он туда не скоро – Его манят изысканной красой Подернутые дымкою озера.После обеда в паланкине пожаловал смотритель Сюэ. По просьбе Симэня его проводили к гробу для воскурения благовоний шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь.
– Сколь тяжкое горе вас постигло, сударь! – говорил Сюэ, увидевшись с хозяином. – Какой же недуг извел вашу супругу?
– Обильные кровотечения, – отвечал Симэнь. – Благодарю за сочувствие и прошу прощения, что побеспокоил вас, ваше сиятельство.
– Ну что вы! – заверил его Сюэ. – Это я должен перед вами извиниться, что выражаю соболезнования с пустыми руками. – Он посмотрел на портрет и продолжал: – Какая прелестная была у вас жена! И в самом расцвете молодости. Только бы наслаждаться жизнью. Да, рано ушла.