Цветы тьмы
Шрифт:
– Моя мама, твоя бабушка, иногда говорила „слава Богу“. А теперь я позволяю себе говорить ее языком, ведь в этом нет греха?
Тут вмешался папа – одетый, кстати, в белый костюм, придававший его фигуре ненавязчивый лоск – и сказал:
– Верования не приобретают и не переменяют с легкостью. Я остался тем, кем был.
– Я не верю своим ушам, – сказала мама и подняла голову.
– Разве я изменился? – спросил папа мягким голосом, чтобы разрядить создавшуюся напряженность.
– По-моему, все мы изменились. Ты около двух лет провел в рабочем лагере и строил мосты через реку Буг, Хуго был у Марьяны, а я работала как батрачка в поле. Разве это не изменило нас?
– Я чувствую, что постарел, но не переменился.
– А я изменился, – сказал Хуго и тронул крестик, висевший у него на груди. – Этот крестик спас меня.
Это заявление лишило родителей дара речи – так изумило их сказанное сыном, и ясно было, что они не будут больше спрашивать его, что и почему.
Марьянины муки без выпивки продолжались целый день. Каждое утро после завтрака Хуго подает ей бутылку, она делает несколько длинных глотков и говорит:
– Ты мой секрет, ты мой эликсир жизни, ты меня оживляешь.
Ради предосторожности она опрыскивает свое тело и одежду духами, говоря при этом:
– Никто не почует, что я выпивала.
Когда она грустна или подавлена и ей совсем невтерпеж, она говорит:
– Только один глоточек, не больше.
Хуго протягивает ей бутылку, она глотает и шепчет:
– Быстренько прячь бутылку, чтоб я ее не видела.
Когда ее товарки обнаруживают, что она выпила, они укоряют ее:
– Снова согрешила?
– Только глоточек.
– Поостерегись, у мадам нюх как у собаки.
Иногда в Марьянину комнату заходит ее подруга Кити. Кити очень маленького роста и похожа на девушку, которую по ошибке занесло сюда из школы. Она изящна, весела и развлекает своих товарок, и у нее, как выясняется, есть собственные клиенты, которые выбирают только ее.
Кити любит рассказывать о своих ощущениях, и иногда она повествует о них пространно и в подробностях. Марьяна и ее подруги о своих ощущениях не говорят. Их впечатления чаще всего выражаются одним словом или короткой фразой: „Скотина, отвратительный, мерзкий, чего еще можно ожидать от необузданного быка? Меня тошнит от него“. Лишь в редких случаях можно услышать: „Принес мне коробку конфет; рассказал о своем доме в Зальцбурге“.
Из их рассказов Хуго узнал, что в городе есть специальное подразделение, занятое охотой на евреев. Каждую неделю они отыскивают еще нескольких. Большинство из них казнят, а некоторых пытают до тех пор, пока они не выдадут убежища, где прячутся их знакомые. Немцы намерены истребить всех до последнего, услышал Хуго, и мурашки поползли у него по спине.
В один из дней дверь чулана открылась, и вошла Кити.
– Я пришла поглядеть на тебя, Марьяна мне много о тебе рассказывала.
Хуго встал, не зная, что сказать.
– Бог ты мой, ты одного росту со мною.
– Мне скоро будет двенадцать.
– А я в два раза старше тебя, и даже чуть побольше. Что ты делаешь целыми днями?
– Ничего. А что тут можно делать?
– Ты не читаешь? Евреи любят читать, разве нет?
– Я думаю, иногда фантазирую.
– Ты боишься?
– Нет.
– Марьяна рассказывала мне о тебе. Она тебя любит.
– А ты довольна здесь? – осмелился он спросить.
– Такая у меня жизнь, – ответила она с трогательной простотой. Помолчав, она добавила:
– Я сирота, вот уже двадцать лет сирота. Тут мой дом. Тут у меня подруги.
– И сестер у тебя нет?
– Я единственная дочка, – ответила она и хихикнула.
В школе, где учился Хуго, были девочки ее роста и похожие на нее лицом, но Кити не девочка, она почему-то напомнила ему Фриду. У той тоже было девчачье лицо. Последний раз он видел ее стиснутой между высылаемыми, она махала своей соломенной шляпой.
– Не скучно тебе? – спросила она тихонько.
– Нет.
– А мне было бы скучно. Мне необходимы подруги. Ты симпатичный парнишка, и неудивительно, что Марьяна тебя любит.
– Я ей помогаю, – уклончиво ответил Хуго.
– Чем?
– Чем могу.
– Очень мило с твоей стороны, – сказала Кити. – Я еще приду навестить тебя. А теперь мне нужно уходить.
– Я тебя разочаровал?
– Нет. Никоим образом. Ты красивый и умный парень. Мне любопытно было, вот я и пришла посмотреть на тебя, – улыбнулась она и заперла за собой дверь чулана.
Хуго достал Библию и прочел историю Иосифа. Он тут же вообразил себе Иосифа в образе стройного принца в полосатой тунике. Его братья неотесанные и грубые, по их глазам видно, что они хотят навредить ему. Странно, но Иосиф пренебрегает их замыслами, он погружен в свой благородный мир. Всякий раз, когда его братья говорят, он улыбается, как будто разгадал их темное нутро. В глубине души он знает, что братья не остановятся перед тем, чтобы убить его, но он целенаправленно игнорирует их и тем самым выражает свое презрение к ним.
Чтение и размышление о прочитанном незаметно вернули ему часть его утраченного существования, и ему представился учитель немецкого, крещеный еврей, который четко все формулировал. Франц и Анна были его любимчиками. И на миг ему показалось, что мрачные дни в чулане исподтишка научили его вещам, которых ему недоставало, и когда возобновятся занятия, он тоже сможет выражать свои мысли кратко, не путаясь в несущественных деталях.
Это маленькое открытие обрадовало его.
Закончился сбор урожая. По грунтовым дорогам катятся груженные соломой телеги. Хуго сидит и глазеет на них, и чем больше смотрит, тем больше уверен, что такие груженые телеги он видел как-то золотистым летом на берегу Прута, но где точно это было и при каких обстоятельствах, он не помнит, и это огорчает его. Недавно ему привиделись родители, стоящие в полный рост совсем рядом, а сейчас они лишь исчезающие тени. Только он пытается в них вглядеться, как они ускользают или оказываются укутанными тьмой. Также и их голоса, бывшие яркими и звонкими, теперь сильно приглушены.