Цыганок
Шрифт:
– Ни звука!
– приказал неизвестный.
– Встать!
В тот же миг бесшумно распахнулась дверь хаты.
– Кто такие?
– послышался грозный голос.
– Закаленный, вы?
– Как видите, - тяжело дыша, сказал неизвестный.
– Вот шпика под вашим окном застукал.
– Интересная петрушка получилась. Ведите гостя.
– Встать! Марш в дом!
Нагибин пропустил ночных пришельцев к двери.
– Будьте добры, Смелый, - попросил тот, кого Николай Яковлевич назвал Закаленным, - заберите за сарайчиком мои сапоги.
Нагибин
Николай Яковлевич обошел вокруг хаты, заглянул через заборы в соседние дворы. Не заметив ничего подозрительного, поднялся на крыльцо. Заперев дверь, он вошел в теплую комнату. Возле стены с завязанными руками стоял задержанный.
– Сухов?!
– Вы знаете его?
– спросил Закаленный, забирая из рук Нагибина свои сапоги.
– Это Иван Сухов, - начал объяснять Нагибин.
– Помните, я вам рассказывал о человеке, который бежал из-под расстрела? Вы тогда посоветовали мне устроить его в депо, но самому на глаза ему до окончательной проверки не показываться.
– А-а, вспомнил! Как видите, моя интуиция не подвела.
– Почему же тогда немцы его не расстреляли? Ничего не понимаю!
– Все очень просто. Фашисты на глазах всей деревни мастерски имитировали расстрел. Двоих убили, а этому дали возможность удрать. Старые штучки.
– Закаленный притопнул, проверяя, хорошо ли ногам в сапогах. Расчет у немцев был прост: люди в деревне увидят, как он удирает, принимают его за нашего человека и сводят с партизанами или подпольщиками. Хорошо, что на этот расстрел наткнулись вы...
– Сжальтесь! Я не хотел!
– Сухов упал на колени, жалобно всхлипнул.
– Я в плену был... Они сказали: или смерть, или... Смалодушничал я... Пощадите!
– Боженьку ты выдал?
Сухов опустил голову.
– Немцы уже знают, что ты нащупал квартиру Смелого?
– резко спросил Закаленный.
– Отвечай!
– Еще не знают, - задрожав, ответил Сухов.
– Не успел я...
– И не успеешь! Цаплю и Цыганка ты выследил? Ты, гадина, и так ясно.
– Что с арестованными?
– спросил Николай Яковлевич.
– Боженьку, Цаплю и остальных... расстреляли, - выдавил Сухов.
– И Цыганка?
– Нет, он живой. Его сейчас таскают на допросы.
– Сухов с надеждой посмотрел на Нагибина.
– Допытываются о Неуловимом. Он молчит.
– Это, конечно, ты пронюхал, что он связан с Неуловимым?
– угрожающе шагнул к провокатору Николай Яковлевич.
Сухов, вобрав голову в плечи, протяжно завыл.
– Что твоим хозяевам вообще известно о Неуловимом и Смелом? Говори все! Без утайки!
– Почти ничего... Это п-поручили мне... Они еще надеются вытянуть что-нибудь у Цыганка...
– Сухов снова завыл и пополз на коленях к Нагибину.
– Пожалейте меня! Не губите!..
– Ну что же, Сухов...
– сказал Закаленный.
– Ты сам себе подписал приговор.
2
В
За ночь дорогу слегка присыпало снегом. Кое-где она была усеяна узорами птичьих следов. Изредка в ветвях придорожных лип начинали возню краснобокие снегири. И тогда розовая от солнца снежная пыль медленно оседала на черную гриву лошади, на одежду.
Бородатый мужчина с вожжами в руках, сидя рядом с Федей Механчуком, оглядывался на деревья и крутил головой.
– Что значит природа, - бубнил он.
– Кажется, и жрать нечего, на дороге ни одного зернышка не сыщешь, а они живут себе да еще перышки один у другого выщипывают.
Федя поправил шарф на шее и ничего не сказал. Однако бородатому, видимо, хотелось поговорить. Он удобней уселся на сене, которым были устланы розвальни, дернул за вожжи и снова повернулся к Феде Механчуку.
– Знаешь, браток, вчера собрал нас в полиции немецкий офицер. Чтобы, значит, политграмоту читать. Пришли мы под доброй чаркой - и ничего. А если при Советах такое - ого! Видишь, какая жизня теперь? Все нам позволяется. Я в Шумилине как царь хожу.
– Власть, - Федя кашлянул в кулак.
– А как же. В полной амбиции при всей амуниции.
– Во, это ты как в сук влепил! Слышь, парень, а чего ты сам на слесарное дело пошел? Мастерскую завел. Какая от нее польза в военное время? Железа того не наешься. Подавайся лучше к нам в полицию.
– Надо подумать, Григорий, - сказал Федя Механчук.
– А чего тут думать?
– Бородач дернул вожжами, ругнул лошадь.
– Вот еду я, скажем, сейчас в город, сестру проведать. А подарок какой ей везу? Полные сани продовольствия разного... Это где же ты такого найдешь в своей мастерской? Чего же тут думать? Бумаги у тебя вона какие справные. Доверие, значит, имеется к тебе.
Полицай сунул руку в сено, вытащил бутылку самогонки. Вырвал зубами затычку и, задрав голову, начал пить. Крякнул, вытер рукавом губы и протянул бутылку Феде.
– Приложись грамм на сто для сугреву души. Бери, бери, не жалко. Такого добра у меня хватает. Зайду, в любую хату, так мне сразу бутылочку на стол. Думаешь, от уважения выставляют? Очень даже наоборот. Они у меня в страхе содержатся. У меня завсегда против них факт имеется. Вот и стараются, потому как чувствуют; жареным пахнет. А когда свинью смалят, ей не до поросят.
Довольный своей шуткой, полицай захохотал.
Механчук глотнул несколько раз и вернул бутылку бородачу.
– Как огонь!
– похвалил Федя самогонку и решительно махнул рукой. Слышь, Григорий, видать, продам я свою мастерскую и поступлю к вам.