Цыганская невеста
Шрифт:
Дом стоял на окраине городка, и путь к нему пролегал по мощеным улицам вдоль крепостных стен, мимо старинных фамильных особняков. Элену коробило, что Абель выбрал такое живописное место для новой жизни после всего того, что с ними случилось. Ей чудилось в этом некое кощунство. Впрочем, на Пласа-Майор в Мадриде тоже красиво, но красота эта больше не для нее: там произошло то, что разбило ее жизнь. Но ничего такого говорить мужу она не станет: время упреков осталось позади.
Она не предупредила о своем визите, но Абель принял ее так, словно ждал. Он хорошо знал ее, знал, что Элена часто действует импульсивно и что элементарные
— Захотелось тебя увидеть, — ответила она.
Он воспринял ответ как должное. Он знал, Элена такая, порой ею движет не конкретная цель, а мимолетная прихоть. И это легкомыслие ему в ней нравилось.
— Заходи-заходи, Габриэла как раз готовит еду. Хочешь что-нибудь выпить?
Подруга Абеля, бразильянка Габриэла, была на пятнадцать лет моложе его. Невысокая и мускулистая, она босиком выбежала поздороваться с Эленой и, лучезарно улыбаясь, тепло обняла ее, окутав ароматной черной пеленой волос. Габриэла работала в одном из многочисленных местных книжных.
— Ты любишь фрикасе? — спросила она с сильным акцентом.
Абель стал объяснять, что это за блюдо. Курица со сливками, рисом и сыром. Пахло очень аппетитно. Есть Элене особо не хотелось, но возражать она не стала. Для этого она сюда и ехала: чтобы отдохнуть, чтобы о ней позаботились, пусть даже совсем недолго. А бывший муж умел окружить ее заботой, как никто.
Еда оказалась вкусной, разговор — задушевным. Они говорили о приятном, и смех Габриэлы звенел как колокольчик. Пили вино, которое сделал Абель. Он приобрел несколько виноградников и очень гордился собственным вином, по мнению Элены резким и кислым, как обычно получается у дилетантов, которые очертя голову ринулись в новую область и, хотя пока мало что умеют, готовы выпить четыре стакана своего вина и не поморщиться.
После еды Габриэла простилась с Эленой, сказав, что спешит на работу. Возможно, слукавила, чтобы позволить им поговорить наедине. Она спросила, останется ли Элена ночевать. Элена ответила, что еще не знает.
Они гуляли по виноградникам, Абель показал ей винодельню. Он увлеченно рассказывал о новом хобби, а ей снова стало неловко: как это возможно — уехать и жить так, как будто ничего не произошло.
— Ты помнишь своего сына?
Вопрос прозвучал так резко, что он остановился и мгновение смотрел на нее.
— Конечно помню! — воскликнул он запальчиво.
— Не знаю, ты выглядишь таким счастливым, что мне кажется, ты забыл.
— Я все время о нем думаю. Но я не застрял в том дне, когда он исчез.
— Не называй это исчезновением. Его похитили, его украли у нас.
— В дне, когда он исчез, Элена. Когда он перестал быть с нами. Но жизнь продолжается…
Вот и все. Он сам это сказал. Он не желает ничего обсуждать и готов отразить любой ее упрек. Он счастлив и гордится тем, что счастлив, что использовал свой потенциал, чтобы двигаться дальше. А она не в силах смотреть жизни в лицо. Счастье превратилось для нее в химеру. Ни покоя, ни отдыха, ни возможности спрятаться. Жизнь превратилась в дерьмо с тех самых пор, как похитили ее сына Лукаса. Восемь лет назад.
— А я? Я застряла?
Это было перед Рождеством, они стояли на Пласа-Майор, прямо под окнами своей квартиры, и выбирали елочные украшения. Лукас отпустил ее руку, и она
— Иногда мне кажется, что да, что ты застряла.
Элена так не считала. Она продолжает работать. А он оставил журналистику, чтобы начать жизнь заново в маленьком городке, завести дурацкие виноградники и делать паршивое вино.
— Я не струсила и не вышла на пенсию в пятьдесят, как ты.
— Я не на пенсии, я просто изменил свою жизнь.
— Как бы ты ни менял свою жизнь, как бы далеко ты ни уехал, твой сын похищен.
— Мы этого не знаем.
— Я это знаю. Он жив. И ждет, когда мы его найдем.
— Прошло восемь лет, дорогая. Восемь!
Вот она, огромная пропасть, которая пролегла между ними. Он отказался от поисков ребенка через год. Она продолжала искать. Но это были безнадежные поиски, даже коллеги повторяли ей это снова и снова. Она нарушила полицейский протокол и позвонила в участок уже через пять минут после исчезновения ребенка. Звонку не придали особого значения: дети теряются каждый день, в торговом центре или в парке аттракционов, и вскоре находятся. Она звонила больше десяти раз, требуя выставить полицейское оцепление вокруг Пласа-Майор. О чем она говорит? Рождество, смех и веселье, оживленные люди на улицах Майор и Ареналь, и вдруг оцепление? Об этом не может быть и речи! Она заказала фоторобот незнакомца: среднего роста, коренастый, смуглый, лицо изрыто оспой, брови щетинистые, замшевая куртка с воротником из овчины. Разослала по всем районам. Пришла в бешенство, узнав, что необходимые меры не были приняты. В полиции смотрели на нее с терпением и состраданием, говорили, что о похищении всем сообщили, что делается все возможное. Она злилась. Ей предложили пойти домой отдохнуть. Она кипела от ярости.
Полицейская и журналист теряют сына, и его не могут найти — неслыханно! Абель продержался полтора года и бросил свою газету. Два года спустя он оставил и ее. В следующем году он нашел дом в Уруэнье и Габриэлу и сменил обстановку. Элена не переставала искать Лукаса ни на один день. Она установила камеру на балконе, чтобы фотографировать людей, проходящих под аркой Пласа-Майор. Она не сомневалась, что человек с изрытым оспой лицом вернется в это место, чтобы увести еще одного ребенка. Она держалась за эту ниточку, потому что у нее не было другой. Это был единственный шанс отыскать сына.
— Есть подозреваемый, — соврала Элена.
Абель смотрел на нее, призывая на помощь все свое терпение. Ему не нравилось, что она установила камеру в квартире, что ночами, вместо того чтобы спать, просматривает снимки. Он знал, что так она хранит верность своей боли, что ее ужасает даже мысль поступить как он — перевернуть страницу и двигаться дальше, с затянувшейся раной, кровоточащей лишь время от времени. Элена выбрала страдание. И не пойдет на сделку с собой даже ради счастья, пока не найдет сына.