D?senchant?e: [D?]g?n?ration
Шрифт:
Такое правосудие было Вольфу по душе. Все либеральные мифы были отброшены, как никому не нужное тряпье. Преступление больше не скрывалось за демократической болтологией – теперь вещи назывались своими именами. Раньше можно было быть нелояльным к власти, народу и стране, более того, раньше это было модным, похвальным – а теперь за это не просто могли посадить, но и обязаны были посадить. В другом из немногочисленных своих интервью, коротких, как приговор DF33, он сказал:
– Преступление начинается в голове, – и это тоже стало лозунгом.
Слишком много было свободы в той, дряхлеющей и едва не погибшей Германии. Эта свобода
И преступление против идеологии нового строя стало более преследуемым, чем любое другое. Потому что все остальное – убийства, грабежи, насилие – это побеги, а корень – в неисправленном мышлении.
Палач? Вольф не чувствовал себя палачом, он был садовником, получившим заросший бурьяном участок некогда плодородной почвы. Его задачей было прополоть участок и удобрить его, и именно это он и делал, пусть даже удобрять приходилось трупами, а поливать кровью.
* * *
– Вам никогда не снятся кошмары?
Девушка, сидевшая перед ним на стуле, была напугана, хотя не подавала виду. Чтобы узнать это, Вольфу не надо было даже смотреть показания биосканера, встроенного в ее наручник – шоковый браслет, украшавший левую руку девушки как диковинная киберпанковская безделушка. Но эта «безделушка» содержала мощный компьютер, кучу датчиков, способных предугадать действие подопечного за миллисекунды до того, как он сам осознает свое намеренье, а главное – довольно мощный электрошокер, который, однако, подстраивал уровень разряда под физические особенности организма. То есть, ни при каких обстоятельствах не мог убить, зато очень легко способен был парализовать….
…или просто вправить мозги на место. Вольф любил технику, особенно такую. Техника всегда лояльна, в отличие от людей. Вольфу нравились прямолинейные киберпомощники, полицейские дроны и хитрые наноботы , заменившие собой примитивные жучки прошлого. И имплантаты. Особенно имплантаты.
– Раньше снились, – признался Вольф. – До ЕА4 снились, но теперь нет.
Когда девушку ввели, Вольф поливал цветы на подоконнике. Коллекция из двух десятков кактусов и парочка верещащих амадинов были новыми элементами убранства кабинета Вольфа. Появление задержанной не заставило Райхсминистра прервать свое умиротворяющее занятие. Он поливал кактусы строго порциями, отмеряя их мерной мензуркой, чтобы не переувлажнить почву, но снабдить растения достаточным количеством влаги.
Закончив с кактусами, Вольф поставил за штору мензурку и кувшин с остатками воды и обернулся к девушке, расправляя закатанные рукава рубахи. Девушку можно было бы назвать красивой, хотя Вольф такой типаж не любил – полукровка, отец задержанной был турком (эту информацию Вольф получил еще до того, как девушку ввели в его кабинет). На запястии под браслетом виднелось заметный след от электрического ожога. Кочевряжилась, значит. Интересно, как долго?
Достаточно долго, очевидно – имплантат, который сейчас находился в криокапсуле в столе Вольфа, созревает минимум две недели. Вообще говоря, приговоры в Нойерайхе выносятся быстро, прямо на месте задержания, достаточно троих уполномоченных на это геноссе. Но, иногда, даже в DF3 возникают разногласия. Так было и в случае Коюн. Один камрад решил, что она может быть ресоциализирована. Двое других выступили за ликвидацию.
Но Орднунг не одобряет поспешности.
– Видите ли, я всю свою жизнь работал в полиции, – пояснил Вольф, застегивая манжеты запонками, – и такого навидался….
Будь на месте задержанной метис араба или африканца, Вольф вспомнил бы криминальную драму с участием арабов или черных. У него таких историй в запасе было вагон с прицепом. Мог бы рассказать о своей помощнице Грете, с которой его подопечной еще предстояло познакомиться. Пока Грета не занималась девушкой, она только вернулась с…. Скажем так, из дальней командировки. Но все еще впереди.
«Повезло малышке, что она пока с Гретой не знакома», – подумал Вольф. Его «правая рука» в свое время пострадала от соплеменников отца подследственной настолько, что мужчины перестали ее интересовать, как сексуальный объект вовсе. Вообще говоря, Орднунг отрицательно относится к гомосексуализму, но для Греты сделали исключение. Возможно, как раз из-за ее истории.
Вольф подумал, что эти подробности личной жизни нового полицай-президента Райхсштрафабтайлунга5 девушке лучше услышать от Греты лично. Впрочем, ему и без того было что рассказать своей пленнице. Кстати, он соврал ей – кошмары Вольфу не снились лет с пятнадцати, наверно.
– Зато сейчас ваши чернорубашечники насилуют этнических турчанок! – воскликнула задержанная, тем не менее, избегая делать резкие движения – видимо, знакомство с браслетом пошло на пользу. «Умная девочка… пожалуй, Дезашанте», – мысленно улыбнулся Вольф.
– Я Вас не понимаю, – сказал Вольф. – Какие еще «чернорубашечники»?
– FSP6, – пояснила задержанная.
– Вы дальтоник? – сочувственно спросил Вольф. Девушка отрицательно покачала головой. – Странно, насколько я знаю, форменными у «друзей» являются рубахи расцветки «песчаная цифра». Надо у жены уточнить, вносила ли она какие-то изменения, хотя, наверно, она бы рассказала мне о столь радикальных переменах…
– Не паясничайте! – и все-таки, у нее потрясающий самоконтроль, подумал Вольф, любуясь своей подопечной. Глаза кипят гневом, но сама и не дернется, чтоб, не дай Бог, током не шибануло… – Вы прекрасно понимаете…
– Даже лучше, чем Вам кажется, – согласился Вольф. – Вы называете наших мальчиков «чернорубашечниками», лепите на них замшелые ярлыки прошлого, но что вы знаете и о них, и об этом прошлом? Лишь то, что вам втрамбовали в голову ваши либеральные учителя. Вы считаете нас нацистами? Но разве мы преследуем или подвергаем геноциду какую-то расу, национальность, религию или класс? У нас полная религиозная свобода, в Берлине, сердце Нойерайха, работают мечети и синагога. Число представителей ненемецких и неевропейских народов сократилось, но тех, кто нам не сопротивлялся, не притесняют. Разве нет? Так чем же мы похожи на Третий рейх? Символикой? Но у нас нет свастики. Или униформой? Но даже она не сильно отличается от униформы бундесвера или ННА. Чем?
– Не считайте нас невеждами, – ответила задержанная, попытавшись придать голосу холодность (получилось не очень, слишком уж девушка была разгневана и обескуражена), – мы хорошо усвоили уроки истории, в отличие от…
– Если бы вы хорошо усвоили уроки истории, – сказал Вольф, надевая пиджак (он одевался партикулярно не из нелюбви к форме, а потому, что статус Райхсминистра давал ему право носить гражданскую одежду, а Вольф считал, что использовать свое право – тоже обязанность), – то не наступили на те же грабли во второй раз. Однажды Германию уже пытались поставить в позу – потом плакало полмира. История всегда дает одни и те же ответы на одни и те же вызовы. Вы думали, что умнее исторического процесса, но это не так.