D?senchant?e: [D?]g?n?ration
Шрифт:
– Я буду ожидать в фойе, в столовой пронумерованных, – ответил Вольфганг. – Просто позвоните на ресепшен, они меня вызовут.
– Почему в столовой пронумерованных? – удивилась Пьерина. Вольфганг немного расслабился – извержение Этны пока откладывалось. Вольфганг не знал, почему рассердилась спутница дона Чезаре, и не хотел это знать. Настроение женщины – это стихия, и вопрос «почему» здесь неуместен.
– У меня нет средств для того, чтобы рассиживаться в кафе для орднунг-менш, – Пояснил Вольфганг, садясь за руль. – У меня есть имя и звание, но кофе по шесть
Чезаре запустил руку за пазуху – у него были артистичные кисти музыканта, но музыканты не носят перстней с печатками, а у Чезаре таких было целых два, причем таких размеров, что сразу было понятно, за что их некогда прозвали гайками. Из-за пазухи он вытащил горсть кирпично-красных купюр, и протянул несколько Вольфгангу:
– На кофе, думаю, хватит. И я хотел бы, чтобы Вы пропустили пару стаканчиков вина – за меня и мою любимую. Держите.
Вольфганг неуверенно взял купюры; Чезаре заметил, что мизинец и безымянный палец у него малоподвижны: вероятно, сломаны и плохо срослись:
– Спасибо, дон Чезаре! Я буду ждать вашего вызова! Сейчас вернется служащий отеля и проводит вас в отведенные вам апартаменты!
– Чего-то он не торопится, – отметил Чезаре, когда Вольфганг отъезжал. – Если он уронит наши чемоданы, я его…
Видимо, упоминание о чемоданах спровоцировало Пьерину:
– Сколько можно таскать бабло за пазухой? – спросила она довольно холодно. – Ты когда себе лопатник купишь?
– Ты прямо как моя мамочка, – фыркнул Чезаре. – Я так привык. Quo cazza я буду складывать все бабки в один кошелек – чтобы все разом посеять?
– И кто-то мне обещал не швыряться баблом, – не обращая внимания на слова Чезаре, продолжила Пьерина.
– Che cazzo tuoi? – огрызнулся Чезаре. – Там всего-то пару сотенных было, pezzo di merde!
– Тут пол Берлина за пару сотенных месяц пашет, – ответила Пьерина. – Не говоря об остальной Германии. А в Неаполе ты на эти деньги можешь купить себе сбирскую роту10.
– Ты мне еще начни советы давать, как дела вести, – рявкнул Чезаре. – Знай свое место, женщина!
– Ах, так! – в глазах Пьерины вспыхнул огонь, но начавшийся, было, скандал прервало появление сотрудника охраны отеля. Эфэспешник11 носил на форменной куртке нашивку с именем и фамилией в тонком лавровом венке, что означало, что он принимал участие в событиях ЕА. Возможно, это придавало ему смелости:
– Простите, герр, – сказал он, обращаясь к Чезаре, – я заметил, что поведение Вашей спутницы может свидетельствовать о проявлениях латентного феминизма. У нас в Германии это считается гражданским правонарушением, и если Вы хотите…
– Che cazza, по-твоему, я не могу сам справиться со своей женщиной? – вспыхнул Чезаре. – Или что ты имел ввиду, rotto in culo?!
– Я обязан пресекать нарушения правопорядка, – эфэспешник, тем не менее, даже на шаг отступил, впечатленный напором Чезаре. – Поскольку даже малейшее действие, идущее против Орднунга – уже начало преступления…
– То
С этими словами он вытащил из кармана небольшую пластиковую карточку и ткнул ее в нос эфэспешнику, да так удачно, что тот охнул от боли. Чезаре этим воспользовался, и, схватив мужчину за шкирятник свободной рукой, ткнул в протянутую карточку:
– Читай, merde di porca Madonna!
Неудачливый эфэспешник, игнорируя струйку крови из носа, вынужден был читать:
– Райхсканцелярия Нойерайх. Отдел внешних связей, абтайлунгсляйтер Шинке. Податель сего аусвайса, дон Чезаре Корразьере, является фюрером дружественной Нойерайху организации PdI12. Все орднунг-менш обязаны оказывать дону Корразьере и лицам, его сопровождающим, максимальное содействие. В отношении унтергебен-менш действует директива «О райхсфройндшафте и лицах, на которых он распространяется». Орднунг-менш, не оказавший содействия дону Корразьере, подпадает под статью «уклонение от райхсобязанностей» Орднунга, и подлежит лишению прав в соответствии с установленным порядком. Унтергебен-менш, по вине которого у дона Корразьере возникли любые затруднения, считается «запятнаным» перед Орднунгом с понижением класса в зависимости от тяжести проступка».
– Понял? – участливо спросил Чезаре…
– Дон Корразьере, я всего лишь хотел… – всхлипнул эфэспешник, сильно побледнев.
– Запомни, stronzo, – сказал Чезаре снисходительным тоном, – когда тебя не зовут, не вмешивайся! Что Орднунг говорит об отношениях мужчин и женщин?
– Они… должны быть здоровыми, – эфэспешник всхлипнул; Чезаре отдернулся, чтобы брызги из носа избитого не заляпали его белое пальто:
– А могут в них вмешиваться посторонние? – уточнил он.
– Никак нет! – поспешно ответил эфэспешник.
– Cervello, – сказал Корразьере удовлетворенно. – Иди, умой ряху. Идем, сara mia, я вижу, нас уже ждут.
Ждал их насмерть перепуганный пронумерованный – консьерж, подошедший как раз тогда, когда Чезаре врезал незадачливому полицаю. Во взгляде безымянного страх перемешивался с восхищением – то, что Чезаре съездил эфэспешнику, который часто третировал унтергебен-персонал отеля, вызвало у пронумерованного чуть ли не обожание. Впрочем, сам Чезаре безымянного, кажется, в упор не видел.
В фойе он спросил у Пьерины:
– Слушай, а по какому поводу ты поскандалить хотела?
– Не помню, – пожала плечами женщина, заряжая мундштук очередной сигаретой. Рядом с лифтом красовалась зашпаклеванная табличка о запрете курения. Буквы проступали сквозь свежую штукатурку, но кто-то из постояльцев поставил на запрете окончательный крест, выпустив пару пуль в слово «верботтен». Отверстия от пуль тоже зашпаклевали, но в такой огнестрельной редакции надпись не запрещала курить, а скорее призывала – чем Пьерина немедленно и воспользовалась.