D/sсонанс. Вознесение черной орхидеи
Шрифт:
Я смогу. Просто закрою глаза. Я больше не буду смотреть вниз, чтобы ни один из страхов не остановил, не оттолкнул прочь, не нанес нокаутирующий удар моей решимости. Рано или поздно я это сделаю. Когда никого не будет рядом. Это – выход.
Мне не нужна искалеченная твоими же руками жизнь без Тебя…
…Я часто видела в кинофильмах один и тот же, уже набивший оскомину сюжет: спасают пациента, именно спасают, но он угасает, а врачи только разводят руками – все сделали идеально, должен выжить! И потом кто-то произносит сакраментальную фразу: "он просто сам отказывается жить!" Так должно было, наверное, произойти со мной? Не произошло,
Утром следующего дня ко мне пришла Лиля. Слабость еще ощущалась, вместе с головокружением и отсутствием аппетита, но трубки капельниц были сняты, и я передвигалась по палате, лишь изредка опираясь руками в стену, когда темнело в глазах. Правда, большую часть времени я сидела на подоконнике и вглядывалась в свод прозрачной лазури, словно ища подтверждения, что она больше не зовет меня к себе ментальным посылом отчаянного желания того, кого я полюбила впервые в жизни, и потеряла именно тогда, когда это осознала…
– Я хочу поднять тебе настроение, – Лиля хладнокровно обнимает меня за талию, буквально стаскивая с подоконника. Мне так легко читать ее действия между строк, она явно потеряла не одну сотню нервных клеток, решив, что я хотела повторить неудавшуюся попытку. Я смотрю ей прямо в глаза, и, наверное, прожигаю насквозь. Как говорится, с кем поведешься… Но респект медсестре с психологическими знаниями, она переключает мое внимание с удивительной виртуозностью. Поднимает мою руку и цокает языком, качая головой.
– Никуда не годится! Завтра выписка, а у тебя…
Я смотрю на свои ногти с остатками лака. Маникюр был в той, прошлой жизни… Перед тем, как…
– Собирайся, отведу тебя в СПА. Забудешь все печали!
Она запретила мне солярий. Я не могу понять почему, ведь я спокойно загорала даже в критические дни, но не настаиваю. Мы в курортном городе у моря. Правда я смутно понимаю, что мне делать после выписки. Нет даже телефона, о деньгах я вообще молчу… Прилив сил нешуточный, но выдержать дорогу до Феодосии… Все эти мысли прекращаются, стоит только отдаться в руки массажисту, мастеру маникюра и парикмахеру после бассейна. Сауну мне тоже по непонятным причинам запретили.
Когда кресло разворачивают к зеркалу, приступ паники едва не подбрасывает на месте. Но вместе с этим… Я не узнаю в отражении эту девочку с красиво уложенными распущенными волосами, кажется, их слегка осветлили. Дрожь ужаса зарождается в конечностях, и я ловлю в зеркале взгляд мастера парикмахерского искусства. Она улыбается, и чувство безопасности гасит так и не набравшую обороты паническую атаку.
А утром меня ждет очередной шок… Но я еще об этом не знаю. Собираю вещи в чемодан (тоже не мой, откуда взялся, неизвестно!) при помощи Лили, с которой, будь я в адеквате, мы бы могли очень крепко подружиться. Впервые за все время, что я здесь, мне хочется улыбаться – но это такое кратковременное явление, что я его едва замечаю. Прощаюсь с психиатром Стерховым, получив ценные рекомендации (дойдут до меня спустя пару недель), с моим лечащим доктором (не помню имени), обнимаю Лилю и даже пытаюсь улыбнуться главному врачу, который как-то заискивающе поздравляет с выздоровлением.
– А куда мне идти? – только сейчас вспоминаю, что идти мне некуда… и не на что.
– Тебя ждут в холле. Я записала тебе свой телефон, он в отсеке для бумаг, захочешь поговорить, звони! – тепло улыбается несостоявшаяся подруга. Чемодан мне взять не позволяют, его легко поднимает за ручку один из секьюрити.
"Тебя ждут". Неужели они связались с матерью? Эта мысль вызывает улыбку, пока мы спускаемся вниз в зеркальной кабине лифта, а я цепляюсь взглядом за бейдж охранника, словно там описан секрет улыбки Моны Лизы. Зеркальная клаустрофобия, к счастью, заканчивается быстро, но сердце оголтело стучит, когда он вежливо прощается со мной и уходит. Кажется, только киваю, не в силах что-либо сказать. Способность говорить вернётся ко мне через пять… Четыре… Три… Два…
Первое, что я замечаю – цветы. Белые розы на длинных стеблях. Это глупо, но я инстинктивно их пересчитываю. Пять. Вспышка облегчения по нервной аритмии – только затем, чтобы в следующий момент запустить скоростной бег сердца по новой.
– Вы? А что вы здесь делаете?
Испугалась? Растерялась? Все и сразу в квадрате. Я не трогаюсь с места, понимая, что к испугу и невысказанному предположению примешивается еще и ярость.
Он выглядит потрясающе, словно сошел с обложки глянцевого журнала Форбс. Неизменный костюм. Галстук. Идеальная прическа. Почему мне хочется позвать на помощь и слиться со стенами, только бы его не видеть?
– С возвращением, Юля. – Он делает шаг мне навстречу, а перед глазами плывут строки из микса гугловской информации о передаче прав на нижнего партнера и прочие циничные кошмарные постулаты. Но ярость в малой дозе не дает мне броситься наутек.
– С возвращением куда?
Я не замечаю, что он подошел очень близко, только вздрагиваю, когда на руки ложатся прохладные стебли без шипов. В его глазах нет угрозы, в них опровержение всем моим опасениям, но я очень хорошо помню, кто он и что из себя представляет! Слова слетают с губ поспешно, словно я пытаюсь его остановить.
– Вы отвезёте меня домой? Моя мама здесь?
Нет арктического холода, нет обжигающего кипятка двойного эспрессо. Его взгляд похож на тепловой сканер, который согревает и призван успокоить. Если бы еще и слова не расходились с делом!
– Юля, к сожалению, сейчас это невозможно.
До меня доходит не сразу. Я оглядываюсь по сторонам в поисках непонятной поддержки. В холле медицинского центра нет никого, кроме нас двоих. Тугая спираль затягивается на горле, и ярость вместе с паникой не дают мне молчать.
– Я никуда с вами не поеду!
– Юля, успокойся, пожалуйста. Ты еще очень слаба. Сейчас не стоит возвращаться домой.
– Тогда какого члена меня выписали?! – укол вины за произнесение подобных слов рядом с ним, прикусываю язык… Глаза застит темная пелена. Не сбежать, никуда не скрыться. Стены холла плывут перед глазами, и я тотчас ощущаю его ладони на своих плечах…
– Сядь! – ласково, но непреклонно. Шум в ушах, волновой откат, перед тем как взгляд упирается в плитку пола. – Мы сейчас сядем в машину, и ты расскажешь мне, что тебя так испугало. Договорились?