Да будем мы прощены
Шрифт:
В середине этого процесса Джордж вдруг издает звук, похожий на хрюканье атакующего носорога. Это нарушает атмосферу, но никто ничего не говорит, юристы продолжают свое. Я то задремываю, то прихожу в себя, а потом вскидываюсь, услышав слова, которые произносит представитель окружного прокурора:
– Короче говоря, мы снимаем обвинение в отношении дорожного инцидента со смертельным исходом. – Он читает по бумажке: – Независимое исследование подтверждает заявление защиты об известном дефекте производителя. Согласно документам, производитель не оповестил потребителей своевременно и должным образом.
Это правда – то, что я слышу? Джордж из автомобильной аварии выходит чистеньким?
– То есть вы относительно этого инцидента снимаете все обвинения против мистера Сильвера? – уточняет судья.
– Да, сэр. Мы снимаем все обвинения в этой автоаварии, в силу недостаточности улик для поддержания обвинения.
Кажется, удивлены только мы с Джорджем.
– Это смешно! – говорит Джордж. – Я виновен, виновен так, как вы себе и вообразить не можете. Я хочу, чтобы меня наказали.
– Поддерживаю! – произношу я из публики.
– К порядку в суде! – требует судья, стукнув молотком. – Ваше желание, мистер Сильвер, к делу не относится. Здесь суд. До дальнейших уведомлений или до каких-либо изменений вашего состояния или обстоятельств, которые потребуют пересмотра такого решения, вы возвращаетесь на попечение «Лоджа».
Джордж оборачивается ко мне.
– Спасибо, что меня поддержал, – говорит он, пока его выводит из зала сотрудник «персонала» – громила из «Лоджа».
Одного из адвокатов Джорджа я застаю у питьевого фонтанчика.
– Я Орди, – говорит он, пожимая мне руку. – Мы разговаривали вчера.
– Очень это все странно, – говорю я. – Вы знали, что так будет?
– Если бы мы знали, то были бы ясновидящими, а не адвокатами. Нас потому и нанимают, что мы отлично умеем копать и раскапывать.
– Но это сделал он, он виноват. Я там был, я с ним говорил в тот вечер, когда это случилось.
– Что говорил Джордж, на самом деле не важно. Тормоза были дефектны, и производитель об этом знал.
– Я его забирал тогда из тюрьмы, это был просто другой человек.
– Отпечатки пальцев совпадают, так что это был он.
– Он убил свою жену!
– Есть вещи, которые выясняются только со временем, – говорит он, вытирая губы тыльной стороной ладони.
– У меня нет сомнений. Я видел, как это было. Он ее ударил лампой по голове.
– Вот как? – Адвокат смотрит на меня. – А может, это вы ее убили? Ударили его жену по голове и обвиняете его?
– Не думаю, что он это отрицает.
– Значит, он пытается выгородить вас. В конце концов, вы же младший брат.
– На самом деле старший.
– Без разницы, – пожимает плечами адвокат.
– Состоится ли суд по поводу убийства Джейн? Я бы хотел присутствовать.
– Будет видно, – отвечает он. – Пока что мы еще ведем переговоры.
Я меняю тактику.
– Нейт хочет что-нибудь сделать для мальчика, который выжил после аварии.
– Нейт – это кто?
– Сын Джорджа.
– И что он хотел бы сделать?
– Принять ребенка в семью. Или хотя бы взять его на день погулять.
– Потому что – что?
– Потому что – что? Потому что чувствует вину: его отец убил родных мальчика. Почему вы спрашиваете – разве это не очевидно?
– «Очевидно» – слово бессмысленное. А вопрос не ко мне, – отвечает адвокат. – Мальчик живет у своей тетки.
– Вы не могли бы дать ей мой телефон и сообщить, что мы хотели бы что-нибудь для него сделать? И даже не что-нибудь, а как можно больше.
– Вы ищете способ избежать гражданского иска?
– Один мальчик, потерявший родных, хочет помочь другому мальчику, потерявшему родных. Можете искать здесь любую подоплеку.
– Просто спросил.
– Может, вы мне дадите телефон этой тетки, и я сам ей скажу?
– Как вашей душеньке угодно, – отвечает Орди, пьет воду из фонтанчика и вытирает губы тыльной стороной ладони.
Нет у меня никакой душеньки.
На ленч я опаздываю. Приезжая, заявляю метрдотелю, что у меня тут встреча.
– С дамой, вдвоем? – спрашивает он.
– Да, – отвечаю я, внезапно нервничая, потому что не могу вспомнить, как Черил выглядит. Единственное, что приходит на ум, – яркая, но экзотическая подробность, в данной ситуации бесполезная: я вспоминаю, что у нее лобок подстрижен так, что вместо вертикальной посадочной полосы (в смысле, полоски волос сверху вниз) имеется «взлетная дорожка», как она это назвала. То есть широкая полоса из стороны в сторону, выкрашенная интенсивно-розовым. Я краснею, а метрдотель ведет меня к столу, где в одиночестве сидит женщина.
– Вы – это ты? – спрашиваю я.
– Я – это я, – отвечает она.
– Прости, что опоздал.
– Ничего страшного.
Я всматриваюсь пристальнее. Если говорить честно, я бы сказал, что совершенно ее не знаю, и это снова наталкивает на мысль, что все подстроено. Вот сейчас из-за гриля выскочит какой-нибудь тип и отрекомендуется: «Обдолбанный Поли из подсмотреть. ком». Может быть, это моя одержимость СМИ, настороженность к телеоператорам, мысль, что все должно быть задокументировано, иначе оно нереально. Как бы там ни было, я нервничаю, и она интуитивно воспринимает мою тревогу.
– Я перекрасилась, – говорит она.
– Красиво получилось, – говорю я, чтобы хоть что-то сказать.
– Я часто меняю цвет волос. Один из способов самовыражения. Розовую прядь помнишь?
Я краснею, испытывая облегчение.
– Что у тебя с глазом?
– Случайно запорошил, когда в саду работал.
– А выглядит так, будто ты плакал.
– Нет, просто пот в глаз попал. Могло стать хуже от соли.
– Ладно, так как живешь? – Она старается завязать разговор.
– Странно живу, – отвечаю я. – А ты?