Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
– А меня, главного политического советника премьер-министра, взяли и отселили на самую обочину политической жизни! – раздраженно воскликнула она.
– Но вы не в Албании, – заметил я.
– Нет, на «чердаке»! Вот, смотрите! – и мой главный политический советник начала двигать все, что находилось на моем письменном столе. – Перед вами схематический план Номера 10. Эта папка – кабинет, в котором мы с вами сейчас находимся. Там, за дверью, – она приложила первую попавшуюся книгу к одной из сторон папки, – ваша комната для отдыха. Эта линейка – коридор. Этот коридор, – Дороти схватила нож для резки бумаги
– Итак, мой письменный стол стоял прямо напротив входной двери, которая практически всегда была открыта. И что, по-вашему, мне было там видно?
– Ну, наверное, вам было видно, как кто-либо входил или выходил из моего кабинета или из кабинета секретаря Кабинета, или поднимался или спускался по лестнице, – медленно и осторожно ответил я.
Последовала многозначительная пауза, затем Дороти подняла блюдце и снова поставила его на место.
– Кроме того, я сидела напротив мужского туалета. Мне просто положено находиться против этого туалета.
Я поинтересовался, не стоит ли ей обратиться к доктору, но, похоже, чего-то недопонял.
– Мужского туалета, Джим, – напомнила она мне. – И поскольку практически все члены Кабинета – мужчины, то мне удавалось услышать почти все, о чем они говорили, входя туда. Тем самым я имела прекрасную возможность информировать вашего предшественника о всех их недостатках и слабостях.
– А его это интересовало? – удивленно спросил я.
– Когда они готовили против него очередную интригу или даже заговор, то, естественно, да!
Потрясающе! Теперь понятно, почему Хамфри превратил ее кабинет в приемную, а саму Дороти сослал на чердак.
Я вызвал Бернарда, который практически немедленно вошел через двойные белые двери своего кабинета и сказал:
– Послушайте, Бернард, я хочу, чтобы вы вернули Дороти в ее кабинет.
– Вы хотите сказать, отправить ее туда? – он ткнул пальцем в потолок.
– Нет, я хочу сказать, отправить ее в нашу приемную рядом с моим кабинетом.
– Вы хотите сказать, до того, как она вернется в свой кабинет? – озадаченно спросил он.
– Нет, Бернард, я хочу сказать – в нашу приемную, которая раньше была ее кабинетом и которая снова будет ее кабинетом, – терпеливо объяснил я своему главному личному секретарю.
– Ну а как же тогда быть с приемной?
Все еще сохраняя спокойствие, я попросил его напрячься, внимательно слушать и смотреть на движения моих губ.
– При-ем-ная сно-ва станет ка-би-не-том Дороти Уэйнрай!
Он вроде бы понял, но почему-то продолжал спорить.
– Да, конечно же, господин премьер-министр, но ожидание…
Потеряв терпение, я рявкнул:
– Нет, нет, никаких ожиданий, Бернард, немедленно!
И все равно до него, похоже, не все дошло. Потому что он продолжал упрямо стоять на своем.
– Да, я понимаю, господин премьер-министр, немедленно,
Ах, вот что он, оказывается, имеет в виду… Наша короткая перепалка была не более чем небольшим недоразумением, только и всего. Хотя его вопрос, честно говоря, был не самым умным.
– В здании полно комнат, где можно ждать, – назидательно заметил я. – Например, все залы для приемов, которыми редко кто пользуется, вот этот холл, – я ткнул пальцем на свой письменный стол.
– Где-где? – недоуменно переспросил Бернард.
– Вот тут. Между пепельницей, чашкой и блюдцем, видите?
Он удивленно посмотрел сначала на письменный стол, затем снова на меня.
– Между кофейной чашкой и блюдцем?…
Иногда мой главный личный секретарь такой тупой Не может понять с первого раза.
– Блюдце – это мужской туалет, Бернард. Проснитесь!
Иногда мне даже приходит в голову странная мысль: а соответствует ли он своей должности.
«Я, само собой разумеется, незамедлительно выполнил указание своего премьер-министра. Ведь лично у меня не имелось никаких корыстных намерений. На перемещении миссис Дороти Уэйнрайт с се стратегической позиции напротив мужского туалета на „чердак“ настоял никто иной как секретарь Кабинета сэр Хамфри.
На следующий день он сам позвонил мне и потребовал объяснений. Я сказал ему, что объяснять, собственно, нечего – какой-то пустяковый, самый обычный рутинный вопрос, не заслуживающий особого внимания.
Буквально через час от него пришла записка, написанная его собственной рукой».
«28 февраля
Бернард, объяснению подлежит все. Мы несколько лет безуспешно пытались выселить эту невыносимую женщину из ее стратегического офиса, а теперь, когда нам это почти удалось, вы превращаете нашу настоящую победу в пиррову победу! Тот факт, что этого потребовал ПМ, ничего не означает. Не стоит потакать каждому капризу премьер-министра. Ваша задача – доходчиво объяснить ему, что далеко не все его желания соответствуют его собственным интересам, хотя большинство из них таковыми являются.
Проследить за тем, чтобы ПМ не запутался в понятиях, наша прямая обязанность. Политики – довольно простые люди. Они предпочитают простые решения и четкие наставления. Им не свойственны ни сомнения, ни противоречия. А эта женщина заставляет его сомневаться во всем, что мы ему говорим.
X. Э.
P. S. Пожалуйста, уничтожьте эту записку сразу же после прочтения».
(К счастью для историков, сэр Бернард Вули, неизвестно почему, не выполнил настоятельную просьбу сэра Хамфри немедленно уничтожить эту записку. – Ред.)
«Но я ее, конечно же, не уничтожил, поскольку счел своим долгом встать на защиту интересов ПМ. Предчувствуя это, сэр Хамфри немедленно заскочил ко мне в офис, чтобы, так сказать, продолжить разговор… Похоже, ему явно не понравился мой, с его точки зрения, слишком независимый подход.