Да здравствует Герберт Уэллс!
Шрифт:
– Чего?
– Того, что даже в пустыне могут водиться та-акие твари… Словом, невозможно там было оставаться. Сбежал к «цивилизации». А там – роботы-ремонтники. Защищали свою территорию. И вверенное имущество. Думаю, даже если расскажу, вам не поможет. Потому что у каждого наверняка будет свой собственный Мир. Не похожий на этот мой.
Владимир, наш лидер, говорит:
– Сейчас помоемся, и давай-ка, Волк, всё-таки просвети нас. Поделись опытом. Чтоб мы знали – на случай, если кто из нас всё-таки попадёт туда. Что там можно, а чего не нужно делать. И как
– Ладно. Согласен. Это будет… разумно.
После мытья минут пять уходит на рассказ. Заодно в это время одеваемся. В раздевалке тихо, все стараются не греметь и не стучать: слушают. Никто не перебивает: тренер отучил мешать рассказчику. Чтоб не сбивать того с мыслей и ощущений – воспоминания должны излагаться именно так, как происходили события. И нужно чётко осознавать, чем запомнились наиболее «яркие ощущения». Вопросы – только по завершении.
Вспоминать неприятно, но, собственно, не скрываю ничего: я действовал так, как считал разумным, и если результат получился неудовлетворительным – виноват только сам. Или неверно оценил обстановку, или напортачил с «противодействиями».
Когда закончил, Владимир говорит:
– Интересный Мир. Похож на такой, как было бы после Апокалипсиса.
Григорий, он у нас любит всё анализировать, говорит, кивая головой:
– Если там и правда жили какие-нибудь осьминоги, так у них и Апокалипсис должен отличаться от нашего. Например – самое страшное для океанских обитателей – что? Точно: когда испарится вся вода! Ну вот! По описанию Волка как раз так и произошло.
– Непонятно только, откуда там чудовищная черепаха, явно отлично приспособленная к жизни в пустыне. – это влезает второй наш Василий, который Чекист. Поскольку всегда за Правду. И тоже любит, чтоб уж всё было – «как положено». То есть – разложено по полочкам.
– Ну, это-то как раз нетрудно объяснить, – у Михи уже появились интересные мысли, – Если жизнь из океана вместе со всей водой испарилась, её место тут же заняли обитатели суши. Как говорится: «Свято место пусто не бывает!» Вот и черепашка… Земная.
– Ага.Похоже на правду. Однако сейчас рассуждать об этом Мире, и о том, как бы там половчее устроиться, смысла особого не вижу. – Владимир хмурит брови, и тон у него серьёзный, – Предлагаю поэтому спокойно отправиться по домам. Там как следует подумать над вводными. И завтра обсудить. И методику поведения выработать. На всякий случай. Мало ли!..
Все согласны. План вполне рационалистичный. Да и утро, как верно подметили предки, вечера мудренее…
В метро сегодня снова почти пусто (Вечер пятницы!), и даже поезда ходят реже – через две, а не полторы минуты. Доезжаю сидя.
Во дворе встречаю наших «тихих алкашей» – дядю Федора (Хотя кто его знает, как его зовут на самом деле – может, Вениамин Петрович, или Сергей Иванович – он сам никогда своего имени не называл, а откликается на «дядю Фёдора», персонажа культового мультика!) и Алексея Владимировича, больше известного под той кликухой, которой его зовёт обычно с окна жена, любящая нарисовать над подоконником третьего этажа свою дебёлую грудь в низком вырезе застиранного и легкомысленно полупрозрачного халатика: «Лёшик!». Ну именно так их весь двор и называет обычно. Вот только с третьим «другом» у них обычно проблема. Если не выручает дядя Никодим, наш штатный дворник. Отстоявший своё «фирменное» место в привратницкой и штатном расписании ТСЖ от нападок и поползновений всяких там понаехавших узкоглазых и черно…опых претендентов.
Я культурный: проходя мимо скамейки, где они пригорюнились, (Похоже, закончился волшебный, придававший смысла и радости их существованию, напиток!) здороваюсь. Дядя Фёдор отвечает:
– Здравствуй, Ривкатик. – и, помолчав, и видя, что я прохожу мимо, спрашивает, – А вот скажи ты нам, старичкам, потерявшим смысл жизни и ориентиры в этом несущемся сломя голову, мире: для чего, по твоему непредвзятому мнению, человек живёт?
Понятно. Сегодня, значит, недобрали до нормы. Раз на философию потянуло.
– Думаю, дядя Фёдор, для того, чтоб оставить после себя потомство. И дать ему нужное воспитание и образование. – мысли эти не мои. Но я в этой позиции целиком согласен с мнением Раисы Халиловны, супруги тренера. Она женщина с большим жизненным опытом. И четырьмя дочерьми – правда, от первого мужа, тоже, кстати, алкаша. Который умер, просто замёрзнув в сугробе. А дочери уже взрослые, и замужем. И внуков у неё уже – не то семь, не то девять. И тренер, кстати, очень их всех любит.
Дядя Фёдор, когда в затруднении, поступает как я: то есть – чешет репу. Правда, у него она нестриженная, немытая и нечёсаная: не то, что моя— коротким ёжиком простая армейская стрижка. Но в спину мне всё равно слышу вопрос:
– Так – что? Получается мы с Лёшиком свою функцию по жизни уже выполнили? И можем смело – того? Ну, в ящик?
Не нахожу нужным вилять. Останавливаюсь, оборачиваюсь:
– Зачем же – сразу в ящик? Но «функцию» – да. Выполнили, дядя Фёдор. Ваша же уже замужем? И внуки есть?
– Да. И внуки есть. Целых трое.
– Ну, видите, как хорошо?
– Да-а…
– И у дяди Лёшиного Николая внук, насколько помню, тоже есть. – это не вопрос, поскольку знаю точно. Как, впрочем, благодаря тёте Оксане, знает и весь двор.
Дядя Лёша кивает, правда, молча. Во дворе темно, но в отблесках от нашего галогенного общественного фонаря вижу, как на ресницах «Лёшика» что-то подозрительно отблескивает… Слеза? Не моё дело.
– Ну, значит, всё в порядке. Основная задача выполнена. Можете смело отдыхать.
– То есть – делать то, что мы, собственно, и делаем?
– Ну да. Ладно, всего доброго, дядя Фёдор, дядя Лёша. Я пошёл.
Снова поворачиваюсь, и иду к подъезду. Слышу, как не слишком приглушённым голосом дядя Фёдор пеняет напарнику:
– Ну, видишь, балда такая? Всё у нас нормалёк! Даже Райкин малец тебе то же самое говорит! А устами младенца, как известно…
Захожу в тёмный, как обычно после ослепительного сияния двора, подъезд. Слышу справа, там, где каморка-склад дяди Славы под лестницей, подозрительный шум. Но тут же успокаиваюсь: это Тамара с четвёртого сосётся с очередным хахалем. Его вижу в первый раз в жизни. Ну, или не могу узнать со спины. Да и фиг с ними – не мне читать чёртовой Тамаре морали и нравоучения. У неё и свой папаша – как раз дядя Слава! – имеется.