Да здравствует ворон!
Шрифт:
– Возможно, сейчас не лучшее время… Но я хотел бы перед тобой извиниться.
Он провел рукой по мокрым волосам.
– О чем ты?
– Я об имени Ямагами. Возможно, я ошибался. Я все думал, почему к нему не вернулась память… Сейчас, конечно, уже поздно об этом говорить.
Немного поколебавшись, тэнгу начал рассказ.
– Мы исходили из того, что изначальный облик Ямагами принадлежал обычному богу, прислужниками которого были обезьяны и вороны. Мы опирались на легенду о Вороне и Обезьяне, которую разыскала бабушка Сихо, надеясь, что это поможет вернуть девочку домой.
Легенда
«Когда-то Ворон потребовал от деревенских жителей, изнывавших от долгих ливней, подношений и пообещал выпросить у горного божества Ямагами хорошую погоду. Прилетая за дарами снова и снова, Ворон со временем растолстел и упал в озеро. Обезьяна, увидев это, захохотала и предложила людям свои услуги, но и она однажды стала толстой и упала с дерева. После этого Ворон и Обезьяна поняли, что жадничать нехорошо, и с тех пор, когда деревенским жителям нужна была хорошая погода, они стали делить подношения поровну между собой».
Исходя из этого мифа, тэнгу решил, что истинная сущность Ямагами – божество, которого сопровождают Ворон и Обезьяна. Именно поэтому он и предположил, что прототипом святилища на этой горе был храм Хиёси-тайся, а истинной сущностью Ямагами – Камовакэ Икадзути-но Ками, отцом которого было божество храма Хиёси-тайся, а дедом – ятагарасу.
Но это оказалось ошибкой. На горе Арэяма деревенские девушки, которых приводили на священную землю, омываясь в источнике – то есть резвясь в воде, – зачинали и рождали не имеющего отца Ямагами, а потом воспитывали божество вместо матери.
Объектом веры здесь была божественная мать и ее божественный ребенок, а фигура отца опущена.
– Однако главное божество, которому поклоняются в Хиёси-тайся, – это отец Ямагами, Ооямакуи-но Ками, а вовсе не Камовакэ Икадзути-но Ками, которого я считал изначальным обликом Цубаки. Значит, не этот храм дал начало нашей горе.
Надзукихико чуть слышно вздохнул.
– Стало быть, имя с самого начала было неверным?
– А вот это сложный вопрос. – Тэнгу скорчил гримасу. – Если коротко, то имя, я думаю, верное. А вот с объектом поклонения, с которым я это имя связывал, я промахнулся. Это как пытаться вернуть себе память тезки-однофамильца – ясное дело, что Цубаки ничего не понял.
Он нетерпеливо вздохнул и взлохматил свою шевелюру.
– Есть один праздник, имеющий отношение к Тамаёри-химэ: там у божества тоже нет отца, а обряд очень похож на то, что происходит на этой горе.
– И что это за праздник?
– Аой-мацури, праздник мальв.
Он был настолько известен, что о нем слышал даже молодой господин, когда жил во внешнем мире. Праздник проходил в храме Камо-миоя-дзиндзя и посвящался богу-ворону и его дочери Тамаёри-химэ. А еще существовал храм Камовакэ Икадзути-дзиндзя в честь бога грома, который родился после того, как Тамаёри-химэ взяла в руки алую стрелу.
Это грандиозное торжество, которое устраивают в храме, известном под названием Симогамо-дзиндзя, или нижний храм Камо, и Камигамо-дзиндзя, то есть верхний храм Камо. В преддверии праздника на каждой горе встречают божество, отмечая его рождение – появление на свет, подношение даров, пробуждение, возникновение.
– Так рождается новое божество. Оно встречает буйного бога, и тогда возникает новый бог, полный юных сил. А еще в храме Камо, в отличие от Хиёси-тайся, не столь важен истинный облик бога – отца Камовакэ Икадзути-но Ками и мужа Тамаёри-химэ. Достаточно просто почитать его как уважаемое божество.
К тому же празднование Аой-мацури прервалось на несколько лет, когда столица была охвачена смутой годов Онин [3] .
– Так вот тебе мое предположение: а что, если кто-то решил проводить церемонию в провинции, удаленной от мятежа в столице?
В этой местности задолго до годов Онин стояло отдельное святилище Камо. Те, кто был недоволен отменой любимой традиции, отыскали географически совпадающую точку в ближайших горах и создали копию праздника. Нужно было лишь воссоздать место древней церемонии – источник и валун на вершине горы.
3
Смута годов Онин (1467–1477 гг.) – сражения за власть между различными кланами феодалов даймё, которые сопровождались также общественными бунтами.
Гора в форме перевернутой пиалы, очищающий источник, странный камень. С помощью местной девушки у этого камня встречали божество, возродив в своеобразном виде праздник рождения. И тогда на Арэяме миф возник заново. Мико стала Тамаёри-химэ, безымянный бог-дракон получил имя уважаемого бога грома.
– Я понимаю, что это звучит абсурдно, но зато все объясняет, – негромко продолжал тэнгу. – Празднество не проводили всего какие-то две сотни лет, да и вряд ли в столице совсем уж ничего не делали. Если оно возродилось в городе, тогда церемония Камо в отдаленном горном районе потеряла свою силу. К тому же здесь были и свои верования, и, когда они слились, вновь созданные мифы и боги постепенно отошли от своей изначальной формы. Тогда бог-дракон и бог грозы Ямагами потерял свой настоящий облик и превратился в чудовище.
– Подожди. – Надзукихико ахнул, обратив внимание на одну вещь. – Если ты прав, откуда же тогда пришли обезьяны?
– А вот это вопрос! – Тэнгу прищурился. – Я думаю, что «Сказка о Вороне и Обезьяне» родилась из переделанной древней истории.
Смысл легенд о древних богах часто сводится к простому «поклоняйтесь мне, иначе прокляну». Поэтому тэнгу ломал голову, не в силах уяснить смысл этой сказки, навязывающей явно современную систему ценностей – жадничать плохо.
Кроме того, обезьяны и вороны издревле обладали сущностью божеств, ведущих за собой солнце, то есть им не было никакой необходимости обращаться к горному божеству, прося о ясной погоде.
– Я думаю, что изначальная легенда крутилась вокруг Ворона и Обезьяны и никакого Ямагами, которого они просят разгнать тучи, просто не было.
Надзукихико застонал:
– То есть Ямагами появился в истории позже?
– Именно. А значит, на этой горе самое старое и самое важное верование зародилось вовсе не из истории о посвященной с озера Рюганума и не из легенды о безымянном божестве-драконе, которое перемещалось между горой и озером. Это было «Сказание о Вороне и Обезьяне». А дальше сам понимаешь, да? – пристально посмотрел тэнгу на Надзукихико.