Дачный сезон
Шрифт:
Ну, что ж! В добрый путь! Какими бы ни были препятствия, я должен сказать то, о чем думаю. Поменьше лишних слов. Да благословит меня на то честной народ, Земля матушка, свет Божий!
С чего начать?
Во-первых, давайте не будем лукавить, хотя бы перед собой, и признаем, что большинство из нас, мирян, и даже самые рьяные священнослужители колеблющиеся священнослужители, т.е. не слишком глубоко верующие. Если это не так, то почему с грустью покидаем и не торопимся в мир иной. Радоваться бы надо, что человек в рай явится, а то «соболезнуют». Хотя такое состояние нашего сознания и вполне оправдано.
Молодым выпускником техникума (по нынешнему колледж) я несколько лет работал в сельской местности, и мне часто приходилось бывать в компаниях старых колхозников. Большинство этих дедов, несмотря
– Вот ты, начальник, грамоте все-таки обучен, скажи: есть ли Бог, и откуда все взялось?..
Я объяснял, как все образовалось из пылевидного облака, люди из обезьян, а в душе посмеивался над детской, как мне казалось, наивностью стариков.
Какие могут тут быть вопросы?
Разве не видите, что все живое на свете есть тлен, в природе нет ничего постоянного, действует процесс эволюции, заключающийся в зарождении, развитии и отмирания живого в вечной борьбе за существование. Или, говоря словами Салтыкова Щедрина: «..все одно, что люди, что звери все пропадем, все к чертовой матери пойдем».
О смерти и о существовании после нее как-то не думалось. Все во мне бурлило и кипело. То, что касалось стариков, представлялось в очень и очень отдаленном будущем. Да это понятно, это страшно, но должно случиться не сейчас и не со мной. Потому прочь эти грустные мысли! Зачем задумываться, надо наслаждаться той жизнью, которая дана и какая есть!
Меня больше волновали вопросы «глобального» характера, например: есть ли жизнь на Марсе, или когда человек, наконец, отправится на Луну и другие планеты, что произойдет после потепления Земли.
Старики спорили со мной и обычно, когда все мотивировки «оппонентов» были исчерпаны, в ход у них шли истории из собственной жизни, начинавшиеся со слов: «А чем объяснить такой происшедший со мной случай?».
О таких необычных эпизодах я предостаточно был наслышан от пожилых людей. Но больше всего запомнились рассказы моей мамы.
Вот она лежит в госпитале, после тяжелой хирургической операции под общим наркозом (во время ее кровь хлынула во внутрибрюшную полость, врачи промыли внутренности, но…) ее, как безнадежную отвезли в холодную комнату «отхожую», из которой отправляли в морг. Она в полу-сознании, и видит себя в могиле, придавленной очень тяжелым железным крестом, который трудно, совершенно невозможно поднять, у мамы нет таких сил. Но кто-то шепчет: «Поднимай!» Она силится изо всех сил, медленно – медленно поднимает крест и встает. Больная выходит из забытья, озирается и видит возле себя и саму на каталках мертвых, подает голос. Медперсонал удивляется, а хирург при выписке из госпиталя на прощанье откровенно сказал: вас, мол, дети спасли! (в то время врачу нельзя было заикнуться о Боге).
А вот еще. Во время войны, в эвакуации жить вообще было трудно, а у мамы пятеро детей. На сегодня есть в доме уже нечего. Горе матери: как накормить кучу ребят? В сибирском поселке ни родных, ни знакомых поблизости нет, глухая осень. Среди ночи во сне, как наяву, слышит она чей-то навязчивый голос: «Встань, выйди, на крыльце деньги и звездочка». На улицу открывать дверь и выходить страшно и опасно: ночь хоть глаза выколи, а в поселке есть бандиты и дезертиры. Преодолевая страх, мама открывает дверь, выходит на крыльцо. Из-за туч мелькнула луна, и она ясно видит: на крылечке действительно лежат деньги двадцати пятирублевка и значок звездочка (что крепилась к солдатской пилотке). Никого нет. Спасение пришло. Откуда взялись эти деньги, и причем здесь звездочка? Непонятно.
Я никогда не видел в глаза ни одного своего деда, ни бабки, а тем более прадедов. Но, по рассказам мамы, это были не только добрые помещики, но и глубоко верующие. Сами своей семьей управлялись с имением в Польше знаменитой Скобелевке, позднее переименованной в Борташовку, сами трудились на полях и лишь только в уборочный сезон нанимали работников. И к ним шли охотно, т.к. работа хорошо оплачивалась, кормили людей за нее вкусно и «на убой». Семейное предание гласит, будто бы прадед вообще почитался святым. Однажды он вывел своих селян ночью во двор, чтобы показать на небо. В этот момент оно было все исполосовано множеством светящих, мечущихся и перекрещивающихся между собой столбов (что это было за столбы трудно сказать, но мне они представлялись вроде лучей фонарей прожекторов, или лазерных лучей).
«Вот смотрите, пояснял он: столбы – это люди. Они будут биться и в скором времени начнется большая битва, пойдет брат на брата, а сын на отца. Победят же те, кого будет больше. Гербом этого государства станет серп и молот». Так задолго до революции предсказал он судьбу России.
Знал прадед и день своей смерти. В один прекрасный день, в самый разгар жатвы наказывает он своему сыну (моему деду) ехать за гробом. «Не хочу, – говорит, – долго лежать без гроба». Дело то было перед выходными, а гробовщиками работали тогда только евреи и в эти дни они не работали. Чудно и дико было слышать сыну эти слова от родного здорового человека, батька ни на что не жаловался. «Чудит что-то, подумал он. Но ослушаться отца в то время не имели понятия. Запряг мой дед лошадь, да и поехал. А в это время, собрал прадед своих селян и стал прощаться. «Извините, мол, если кого обидел». Удивительно даже, что не забыл спросить у каждого, что передать на том свете из умерших родственников, будто бы знал, что он с ними обязательно встретится.
После всего этого прилег в доме на кровати, и заснул. Моя же прабабка, русскоязычная немка по происхождению, была очень грубой женщиной (считалась злой колдуньей. Видели люди, как она жгла по ночам на кладбище какие-то кости, имела дурной глаз, а когда умирала, то ее как всякую подобную чародейку трясло, кидало и бросало из стороны в стороны. Говорят, это она должна была передать кому-то свое колдовство. Но она, видимо, этого не хотела, и никому его не передала) ворчала: «Что ты, старый хрычь, надумал людей смешить хлеб убирать надо, а он «помирать», видите ли, собрался». Подошла через какое-то время к кровати, стала толкать своего мужа в бок глядь, а он уже холодный. Приехал сын с гробом, а отец уже мертв.
Дед мой Александр Разумов или Разумовский (или Разумейчик?) последние годы тяжело болел. 6 Имел дед в своем имении и небольшой кирпичный завод. Потому, может быть, и была в семье любимая песня «кирпичики» («По кирпичику, по кирпичику…растащили кирпичный завод»). Жили в Москве, работал дед проводником вагонов международного класса, и даже был избран первым председателем профсоза работников Московской железной дороги. Уже не вставая с постели, попросил однажды мою маму, еще совсем девчонкой в возрасте 8-10 лет, поздно вечером сбегать в лавку за папиросами (как и сейчас в то время эти торговые точки работали круглосуточно). Мама спустилась вниз, купила что нужно, а возвращаться обратно почему-то боялась: было уже темно, а лестничные клетки не освещались. Преодолевая страх, вошла в подъезд и едва ступила на ступеньки лестничного марша, как вдруг ясно увидела сзади себя монаха в черном одеянии с огромной собакой на поводке. Черный монах со свирепой рычащей собакой гнались за ней, гремя цепями. Со всех ног она вбежала по лестницам наверх, и забарабанила во все двери к соседям. Соседи выглянули, стали удивленно спрашивать, в чем дело, а тем временем приведение постепенно удалилось в стену, растаяло как будто его и не было.
6
Фамилию его никто точно не помнил из моих родичей. И странно, что даже мама в молодости этим не интересовалась. Фамилия часто менялась при переездах в Россию, и обратно из политических соображений, т.к. при Пильсудском русские сильно притеснялись. А однажды