Дахака

Марков Павел Сергеевич

Наконец, та ответила:

– Господин не любит свет.

– Но ведь здесь ничего не видно!

– Господин не любит свет, – сухо повторила рабыня.

Девушка нервно сглотнула:

– Хорошо. Веди.

Она не ответила. Просто тихо развернулась и зашлепала к выходу. Арчита двинулась следом. Чем ближе они приближались к источнику света, тем больше жрица понимала – огонь горит в той самой комнате, где располагался широкий обеденный стол.

«Хоть ужинать не будем в темноте».

Добравшись до комнаты привратника, Арчита невольно бросила взгляд в сторону выхода. Теперь его загораживала

дверь. Крепкая, деревянная, с могучим засовом. Странно, почему она днем ее не заметила? Видимо, была слишком напряжена.

«Я и сейчас напряжена».

И что-то ей подсказывало – снаружи по-прежнему дежурят стражники. Верные воины старейшины, вооруженные копьями.

Взгляд скользнул по пустому помещению. Привратника не было.

«Где же все? Не верю, что Унташ живет в таком огромном доме лишь наедине с этой женщиной».

Подумать о том, с кем делит крышу над головой старейшина она не успела. Рабыня остановилась на пороге в комнату с широким обеденным столом. Теперь жрица видела, что тот изготовлен из кедра. Прекрасное и дорогое изделие.

«Господин не любит тратить шиклу».

Вновь пронеслись слова рабыни у девушки в голове. Что-то не очень похоже. Такой стол должен был обойтись хозяину в немалую сумму. Или он не любит тратить шиклу на что-то определенное?

Стол оказался заставлен всевозможными яствами, аромат которых будоражил разум. Несмотря на волнение, Арчита почувствовала, как сводит живот от голода. Она ничего не ела с самого утра, а прогулка верхом на свежем воздухе разыграла аппетит. Старейшина возвышался напротив. За обилием блюд и высотой стола трудно было сказать, на чем он сидел. Свет от пламени одного треножника играл на его бледном лице и разгонял окружающий мрак. Но одного источника было явно недостаточно. В комнате витал давящий полумрак. Не тот, который успокаивает и убаюкивает. Не тот, который передает романтический настрой. А тот, что заставляет напрягать все твои чувства и озираться в поисках угрозы.

– Приветствую тебя, жрица, – вальяжно произнес Унташ и указал пальцем на грубый стул напротив. На правой руке тускло блеснул золотой браслет. – Надеюсь, ты сумеешь по достоинству оценить мое радушие.

– Благодарю, старейшина.

На губах главы селения продолжала играть омерзительная усмешка, а его кожа казалась слишком бледной даже в полумраке зала. Арчиту вновь мысленно передернуло, однако голод это не притупило. Девушка приняла приглашение и села напротив. Стул оказался жестким, с твердой и неудобной спинкой. Словно его из-под палки мастерил пьяный крестьянин. Посуда также не отличалась изысканностью. Простые глиняные тарелки, горшки и кувшины без росписи. Ни бронзовых сосудов, ни медных кубков. Вместо них обычные кружки. Да и еда оказалась самой простой. Вода, козье молоко, пара тарелок с пшеничными лепешками, блюдо с вареными яйцами и еще несколько – с мясом баранины. Судя по прожилкам, довольно жесткое. Арчита быстро все это подметила, но была слишком голодна, чтобы отказываться. Да и не считала себя привередливой. В странствиях приходилось питаться много хуже. Но вот что не укрылось от ее взгляда, так это контраст. Застолье выглядело простым. И только кедровый стол, да его хозяин выглядели богатыми на фоне его. Словно Унташ потратил все состояние на собственную одежду и на этот стол. А на прочее не хватило.

«Господин не любит тратить шиклу».

– Ты! – повысил голос он.

Арчита, уже собравшаяся опробовать яйцо, вздрогнула и подняла взор на старейшину. Тот смотрел куда-то мимо нее. Бритый лоб нахмурился, а тонкие брови сошлись на переносице. Глубокий взгляд синих глаз устремлялся в сторону выхода. Только теперь жрица поняла, что Унташ обращается не к ней, а к кому-то еще.

– Что встала? – тон хозяина дома оставался холодным. – Нам самим прислуживать себе?

– Иду, господин, – сухо ответила рабыня.

Арчита услышала позади звук босых ног, ступающих по полу. Вот теперь аппетит начинал пропадать. Однако она заставила себя взять яйцо и откусила добрую половину. Оно оказалось приятным на вкус. Или просто она сильно проголодалась.

– Налей мне молока, – потребовал старейшина.

Рабыня послушно взяла в руки один из кувшинов и стала заполнять кружку хозяина.

– Откуда ты родом, жрица?

Арчита замялась:

– Откуда я родом?

– Мой голос настолько пьянит тебя, что ты не можешь сразу расслышать? – усмехнулся Унташ.

Девушка почувствовала, как краснеет. Не от смущения. Высокомерие этого типа раздражало. Тем не менее, она не могла позволить себе грубить.

– Прости старейшина, – она отложила половинку яйца, – но не думаю, что это имеет значение.

– Ты хочешь что-то скрыть от меня?

Молоко заполнило кружку до краев. Рабыня поставила кувшин обратно на стол и отошла в тень. Женщина снова сцепила руки перед собой и уставилась в пол.

– Нет, – натянуто улыбнулась Арчита, – мне нечего скрывать.

– Тогда почему не хочешь усладить мой слух рассказом о себе? – Унташ отпил молока и причмокнул.

– Там не о чем рассказывать.

Девушка взяла остаток яйца и положила в рот. Стала медленно нажевывать.

Глаза Унташа сузились:

– Я хочу знать о тебе больше! Кто знает, быть может, ты не жрица вовсе, и я пригрел в своем доме проходимку?!

Арчита резко прекратила работать челюстями и проглотила остатки яйца. Ее глаза округлились, а брови взмыли вверх. Судя по расплывшейся ухмылке, Унташ остался доволен произведенным впечатлением.

– Я?! Проходимка?!

В голосе жрицы сквозило неподдельное возмущение.

Старейшина пожал мускулистыми плечами и отхлебнул молока:

– Поэтому и спрашиваю. Убеди меня в том, что я ошибаюсь.

– Ты не доверяешь своему смотрителю, господин?

Вновь эта омерзительная усмешка:

– Доверяй, но проверяй.

Арчита вздохнула.

«В чем-то он прав. Хорошо. Если ему так хочется…».

– Я из долины Синдху, – пожала она плечами и демонстративно отвернулась.

Унташ глянул на нее исподлобья, продолжая улыбаться. Кажется, его забавляла наигранная неприступность гостьи.

– Я хочу знать точнее.

«Хочу, хочу, хочу… какой мерзкий и самовлюбленный человек!».

Девушка обернулась к нему. Старейшина продолжал нагло пожирать ее глазами.

«Да что ты вылупился на меня, как жеребец на лошадь?!».

Она снова сдержалась и не подала вида. Страх перед старейшиной немного притупился. Теперь усмешка на тонких губах вызывала скорее раздражение, нежели ужас.