Дахштайн
Шрифт:
«Святые! Я что, оправдываюсь?» – Грегор перекрестился, шепча слова покаяния.
– Тебе не надоело быть занудным сраным святошей? – неожиданно елейным голосом протянула Лилит.
Рыжеволосая девушка остановилась. Глубоко вздохнула, будто возвращая утраченный контроль. Потопталась на месте, а потом снова двинулась вдоль границ круга, заставляя Ниотинского нервно сжимать в руке том со Святым Писанием.
– Надоело, честно. Вот если б ты сказала, где Дэн и где сейчас находятся врата, я смог бы уйти на покой.
Она фыркнула, наклонив голову и рассматривая его сквозь густые ресницы:
– Рано тебе на покой, – прозвучало внезапно почти по-дружески.
Ниотинский
– Прах тебя возьми! Твоя любовь меня ранит, – прорычала она.
Лицо демоницы покраснело и начало отекать. На щеках стали появляться волдыри от ожога.
– Знаю. Прости, это сильнее меня. Лилит, я найду тебя рано или поздно.
– Сомневаюсь, – огрызнулась она и пошла в наступление. – Почему ты постарел, Грегор? Неужели твой Бог разочаровался в тебе? Не он ли подарил жизнь вечную?
– Он.
– Ах да. Ты полюбил демона. И как? Стоила эта любовь твоей жизни?
Лилит кусала губы и смотрела на Грегора, как никто никогда не смотрел. Кардинал видел, что она желала коснуться его, зная, что нельзя этого делать.
– Стоила! Ты стоила. Подойди, Лилит.
Он отложил Библию и шагнул к черте пентаграммы, демон сделала то же самое, оскалившись оттого, что кардинал принудил ее. Знакомый аромат жженой карамели ударил Ниотинского под дых. Глаза в глаза. Синий и медный. Грегор потянулся к ней, дрожащими пальцами невесомо обрисовал скулы, будто бы она была недосягаемым божеством. Кардинал прикоснулся губами к ее губам, на секунду закрыв глаза, чтобы тут же отстраниться. Кожа на лице Лилит пошла мелкими пузырями, вероятно, доставляя боль, но она никак не показала этого.
– Моя любовь к тебе со вкусом пепла на губах, – печально заметил Ниотинский.
Лилит отступила от границ круга, остановившись в центре. Кожа постепенно возвращалась к здоровому состоянию. Она подняла подбородок, глядя на него сверху вниз. Глаза ярко светились, обещая Грегору все муки Ада.
– Каждый из нас предан кому-то или кем-то, Грегор. Хватит мечтать о том, чего не может быть. Хватит рыться в моем прошлом.
– Лилит! – слетело надрывное с его губ.
Сколько столетий охоты и ненависти. Ниотинский испытывал чувства не к демону, а к той девушке: умной, свободной, прекрасной. Он знал, что Лилит именно такая, когда не носит уродливую маску, сотканную Сатаной.
– Мальчик еще жив? – о сколько надежды было в его вопросе.
– До своего следующего дня рождения точно будет. Носитесь с ним, как со вторым Христом, – вспыхнула девушка. – На Дэне прям свет клином сошелся.
– Ревнуешь? – усмехнулся он, увидев злость. – Лилит, если себе не хочешь помочь, прошу, помоги мальчику! У него есть потенциал.
Она прищурила глаза, процедив:
– Замену себе готовишь?
– Если он сможет жить с чувством вины – да! – глаза Ниотинского цепко следили за выражением лица демона. Не желая разочаровывать кардинала, Лилит только злорадно улыбнулась.
– Верни меня обратно, пока никто не заметил.
– Надеюсь, ты меня услышала. Я отпускаю тебя, Lilit Igneus.
Ниотинский задул свечу, что все это время держал в левой руке. Поднявшаяся из ниоткуда тьма поглотила девушку. Кардинал без сил опустился на деревянный пол. Теперь Грегор был уверен в том, что найдет Дэна, но не раньше чем через месяц. Он должен позволить потомку открыть врата, чтобы снова попытаться запереть их уже с Фером Люцием внутри. Когда Ниотинский запечатывал вход, он предполагал, как совместно с помощниками и Орденом найдет способ убить Дьявола, пока он слаб, но правда в том, что тогда равновесие все равно нарушится. Единственное, что глава Ордена может сделать, – запереть Фера Люция в Аду, как и должно быть. Что сотворит с ним Дьявол, когда кардинал умрет и войдет в геенну огненную, он не знал. Ниотинский предпочитал думать лишь о том, что тогда сможет быть возле Лилит, не принося ей боль.
Утром случилась досадная радость. Грегор встретился с Филом и Элишкой, которые ждали его в кофейне напротив Дома Фауста. Они не спросили, чем он там занимался всю ночь, а Ниотинский и не собирался посвящать их в тайну разговора с демоном.
– Я сделал несколько звонков.
Кардинал достал телефон, открывая файлы, которые накопали цифровые кудесники из Ордена. В них был перечень рейсов вылета из аэропорта Вацлава Гавела в тот день, когда пропал Дэн.
Чернова и Митсон придвинулись ближе, чтобы видеть экран.
– Из восьмидесяти рейсов вылета, совершенных в тот день, нам подходят три: Рейкьявик, Мюнхен и Зальцбург.
– В Мюнхене нет гор, – посмотрев на Грегора, пожала плечами ведьма.
– Зато есть горнолыжный курорт неподалеку, – возразил Ниотинский, хмуро разглядывая пару ФилЭлишка.
– В Австрии пропала актриса, взамен которой тебя взяли, – осенило Фила, и он возбужденно заерзал на стуле. – Нам нужно в Зальцбург.
– В смысле пропала?
– Схождение лавины.
– Не подходит, – отрезал Ниотинский, но увидев вопросительные взгляды, пояснил: – Нынешняя зима принесла всей Европе резкие перепады температур с сильными ветрами, поэтому лавины в Альпах сходят постоянно.
– Я чувствую, что это Австрия! – настойчиво и упрямо возразил Филипп, взглядом умоляя Элишку поддержать его.
– Тогда мы с Филом едем в Зальцбург, а вы можете проверить другие страны, – отрезала Элишка, хлопнув ладонью по столу.
Глава 17
Amabilis insania.
Приятное безумие.
Через два дня Филипп с Элишкой покинули Прагу, вылетев в Зальцбург. Ниотинский тайно послал с ними служителей Ордена с целью проследить, чтобы эти двое не натворили бед. Грегор хотел немного затормозить поиск потомка, да и открытые врата быстрее бы обнаружили его местонахождение. Однако самой большой проблемой оставалось то, что ведьма, помогавшая запечатать адские двери, – умерла, а ее единственная преемница лежала в психиатрической лечебнице Богнице, куда кардинал и собирался отправиться.
Подъехав к потрепанному временем белому зданию, Грегор припарковал авто. Богнице, основанная в тысяча девятьсот шестом году, до сих пор функционировала и принимала пациентов. Корпус лечебницы напоминал княжескую усадьбу, построенную изломанным полукругом. Неяркий белый цвет фасада перетекал в рыжие крыши, неизменно украшающие Прагу. Напротив главного входа высился костел святого Вацлава, а за ним притаилось кладбище. На заборе, отделявшем тысячи надгробий от парковой зоны, уселись вороны, истошно каркая и разбавляя густую тишину места.