Дахштайн
Шрифт:
– Простого «спасибо, Элишка, что увидела драгоценного потомка» было бы достаточно.
Через время стукнула входная дверь внизу, дав Ниотинскому сигнал действовать. Эмоции притупили рациональное, и сейчас Грегор думал только о том, как будет орать на одну рыжеволосую бестию, если у него выйдет с ней связаться.
Кардинал поднялся обратно в лабораторию. Зажег свечи на столах и под потолком, так как на третьем этаже свет не проводили. Среди истлевшей бумаги, колб и покрытых ржавчиной инструментов он искал их тонких сородичей. Ниотинский, читавший чернокнижия не только Фауста, но и других мастеров, знал, что тонкие свечи они хранили
На самом деле для призыва, который Грегор никогда не осуществлял в одиночестве, необходимо очень долго готовиться. И дело здесь не в редких ингредиентах. Нужно было трижды исповедаться, поститься, читать святые мессы. Иметь хотя бы малый запас настоящей святой воды. Под «настоящей» подразумевалась вода, освященная самим Папой.
Все условия призыва сокращались примерно втрое ввиду высокого сана Ниотинского. Он не далее как днем исповедался Папе, а значит, главное условие призыва соблюдено. Последние девять дней кардинал практически не ел и не спал. Святые мессы он регулярно проводил в Contra Malum. Вот только за водой пришлось бы спуститься в кухню и набрать в ведро, а потом раскупорить пузырек и размешать святую воду с обычной. Это сработало бы только в том случае, если бы демоном, которого вызывал глава Ордена, была не Лилит. Так что кардиналу пришлось довольствоваться тем количеством, которое оказалось во внутреннем кармане пальто.
Грегор взял пять тонких свечей. Четыре он разместил по сторонам света, а пятую закрепил на металлической подставке и оставил в левой руке. В правую легла карманная Библия, которую Ниотинский всегда носил с собой. Он встал возле границы круга и трижды окропил его святой водой.
– Во имя Бога Отца, Бога Сына и Бога святого Духа.
Ниотинский не стал рисовать вокруг себя защитный круг, который требовался на случай, если демон вырвется. Кардинал видел мощную пентаграмму и знал, что тому, кого он призовет, точно оттуда не выйти.
– Во имя Того, кто сотворил небо и землю, а также все видимое и невидимое. Я обращаюсь сегодня, в этот день и час к милости Божией, к моему святому крещению, и всем совершенным исповедям, и всем съеденным причастиям – будьте вы, вместе со всеми лежащими вокруг меня словами, моей защитой, как только я вас ясно и четко произнес [47] . Tanno Jehova. Coelum. Et Firmament. Et Planetarum. Et Terra. Qui Filii. Sancta. Ego Filius. Deus. Amen!
Кардинал осенял себя крестом после каждого слова защиты, а затем, ощущая, что сердце забилось где-то в горле от волнения, начал главный заговор.
47
Оригинальный отрывок взят из книги «Чернокнижие Йоганна Фауста».
– Именем Бога всемогущего Отца, и именем Иисуса Христа, Бога Сына, нашего Господа, и силою Бога святого Духа я заклинаю вас, четырех королей сторон света: тебя, король Восхода, Уриеус; тебя, король Заката, Паймон; тебя, король Полуночи, Эгин; тебя, король Полудня, Амаймон. Заклинаю также всех, которые сделаны из четырех стихий и в них и ими живут, и благодаря им постоянно пребывают: тебя, князь огня, Самуэль; тебя, князь воздуха, Азазэль; тебя, князь воды, Азаэль; тебя, князь земли, Маазаэль. Заклинаю помочь мне в призыве «демона без Ада».
Вызываю тебя, Lilit Igneus [48] , чтобы ты тотчас же, смиренно и кротко, в дружественном облике явилась в этом круге. Искренне отвечала на все, что я попрошу и потребую, безо всякой лжи и обмана. И не причинила бы мне вред. Ни душе, ни телу моему. Посему приди, Лилит, будь мне послушна. Силою и властью Бога во имя Иисуса. Аминь.
Кардинал откашлялся, ощущая, как к лицу прилила кровь, и оно полыхает жаром. Он чувствовал, что вспотели ладони, а пальцы, держащие свечку, нервно подрагивали в такт сердцу, стучащему паровым молотом.
48
Igneus (лат.) – огненная.
Грегор не был уверен, что призыв сработает на Лилит, прежде всего потому, что она не являлась демоном Ада. Луцие из Блатце лично избрал и искусил Фер Люций. Ниотинский подозревал, что девушка и сама не знает о том, насколько могущественна, вынужденная жить в тени своего Господина. Как вызывать подобных ей, глава Ордена не знал. Вернее, не хотел знать, справедливо рассудив, что демонов, обращенных на Земле, единицы, и тягаться с ними себе дороже.
Кардинал-епископ ждал. Тишина давила, воздух будто стал густым илом – ни выдохнуть, ни вдохнуть. В кругу маленькой точкой появилась тьма, раскручиваясь по спирали, она увеличилась, заполнив пространство до контуров. Женская фигура появилась в вихре, который осел к ее ногам. Девушка, стоящая напротив, выглядела чертовски притягательно, облаченная в толстовку, кожаные лосины и высокие ботинки на шнуровке.
Ниотинский с гордостью заметил, что призыв сработал и круг держит демона, но вот «смиренно и кротко» – это было точно не про Лилит.
– Самая большая опасность в поиске Дьявола, Грегор, в том, что ты действительно можешь его найти, – Лилит лениво растягивала слова.
Она скрестила руки на груди и вперила взгляд в кардинала. Ее глаза отливали красновато-медным, ноздри раздулись, а из презрительно кривившихся губ доносилось утробное рычание.
– Здравствуй, Лилит.
– Да пошел ты!
– Похоже, это первый раз, когда ты абсолютно искренне говоришь мне что-либо, – сыронизировал кардинал.
– Отпусти меня. Сейчас же, сраный святоша!
Глаза Лилит сверкали, как оборванный высоковольтный кабель. Она зло заметалась по кругу, натыкаясь на невидимый барьер там, где проходила линия пентаграммы. Лилит показала зубы. Из горла доносился яростный рык, означавший, что она в бешенстве.
– Дэн – демон? Я знаю, что он начал убивать. Как ты… – он судорожно вздохнул и продолжил: – Ты хоть понимаешь, что будет, когда врата снова распахнутся?
– Вы должны были их запечатать вместе с Фером Люцием внутри! – голос Лилит звенел, она, не сдерживаясь, почти кричала. – А что вместо этого? Это как запирать конюшню, когда лошадь уже убежала.
Кардинал пораженно замер. Значит, она знала о первоначальном плане Фауста – запечатать вход в Ад с Дьяволом внутри. Печати сдерживали бы зло и сохраняли равновесие.
– Все пошло не так из-за того, что сделал Фауст в прошлом. Слишком многим он был обязан Феру Люцию, поэтому и придумал лазейку с потомком.