Далекие огни
Шрифт:
Наскоро позавтракав, он навестил Тамару Павловну.
— На тебе лица нет, Сережа, — покачала она головой. — Что-нибудь серьезное?
— Все в порядке, Тамара Павловна. Нужна ваша помощь.
— Я тебя слушаю.
— Мой друг дал согласие приютить Катюшу. Необходимо съездить на вокзал и купить для нее билет. Мне некого об этом попросить, кроме вас. Сам я, по понятным причинам, сделать этого не могу. Поможете мне, Тамара Павловна?
Глядя на его несчастное, умоляющее, осунувшееся лицо, сердобольная Тамара Павловна тут же выразила свое согласие.
— Сделаю,
Сергей тщательно проинструктировал ее, снабдил деньгами на покупку билета, объяснил, на какой вокзал нужно ехать.
— Не волнуйся, Сережа, все будет в порядке. — Она уже была готова. — Присмотри здесь за Катюшей.
Она уехала, а он приготовился ждать. Мрачные предчувствия осаждали его. То, что он делал, было ему не по душе: отправлять Катюшу совершенно одну, за тридевять земель, навстречу неизвестности — было во всем этом что-то неправильное, ненормальное. Порой ему казалось, что все это с ним происходит во сне, в страшном, кошмарном, абсурдном сне. Самое ужасное было в том, что он никак не мог проснуться, стряхнуть с себя весь этот кошмар, повернуть время вспять, вычеркнуть из жизни (или из сна?) этот жуткий год, принесший столько страданий и горя.
Катюша понимала, что происходит что-то очень важное, и не досаждала отцу. Включив телевизор и свернувшись калачиком в мягком глубоком кресле, она смотрела свои любимые мультики («Чип и Дейл», Бог весть какая серия) и лишь изредка бросала на отца тревожно-вопрошающие взгляды.
Тамара Павловна вернулась через два часа.
— Скорее собирайтесь! — крикнула она с порога. — Поезд отходит через три часа. Вот билет.
Сергей вскочил.
— Сегодня? Не может быть! — В глубине души, вопреки доводам рассудка, он все-таки надеялся, что это случится не так скоро, что он сможет побыть с Катюшей как минимум еще сутки, никак не меньше.
— Может, Сережа. Поезда в эту глухомань едут полупустыми, и это несмотря на самый разгар отпускного сезона.
— Папочка, я не хочу уезжать! — вдруг заплакала Катюша. — Я хочу быть с тобой!
Сердце у Сергея сжалось в крохотный, истекающий жгучей, невыносимой болью, комок. Он сел на диван и усадил Катюшу себе на колени.
— Катюша, маленькая моя, мы же обо всем договорились! Ты поживешь недолго у дяди Коли, всего лишь несколько недель, а потом я за тобой приеду. Вот увидишь, тебе там понравится. Ну не плачь, ладно? Ведь ты же уже взрослая.
Как он сейчас ненавидел самого себя! Ну ничего, за все эти слезы самого дорогого ему человечка на свете он еще рассчитается, сполна рассчитается с теми мерзавцами! За одну только крохотную ее слезинку… и рука его не дрогнет.
Она уже перестала плакать, хотя продолжала изредка всхлипывать. То, что ее считали взрослой, конечно же, меняло дело. Взрослым плакать не подобает.
— Как же ты здесь будешь без меня? — спросила она, шмыгая носом.
— Плохо, Катюша. Очень плохо. Я буду без тебя очень-очень скучать. Но ты ведь уже большая и должна понимать, что иногда приходится делать такие вещи, которые тебе не очень нравятся. Понимаешь, у взрослых
— Ну, у детей, положим, жизнь ничуть не лучше, — рассудительно и серьезно заявила Катюша, уже окончательно перестав плакать. — То то нельзя, то это нельзя. Кругом одни запреты. Ну скажи, разве это жизнь?
Он невольно улыбнулся. Она неожиданно улыбнулась в ответ — и ее милое заплаканное личико расцвело вдруг сотнями, тысячами, миллиардами крохотных улыбочек.
— Понимаешь, папа, — совсем уже «по-взрослому» заявила она, — я ведь не о себе беспокоюсь, а о тебе. Как ты тут будешь без меня, совсем один? Справишься?
— Я буду очень-очень стараться, — заверил он ее.
Тут в разговор вмешалась Тамара Павловна, у которой, к слову сказать, глаза тоже были на мокром месте:
— Не волнуйся, Катенька, я за твоим папой пригляжу.
— Обещаете, тетя Тамара?
— Обещаю, девочка.
— Ну тогда ладно, — сдалась, наконец, Катюша. — Давайте, что ли, собираться, а то поезд ждать не будет. А дядя Коля, он какой?
— Он тебе понравится, дочка. Вот увидишь, — сказал Сергей, осторожно снимая Катюшу с колен.
На сборы ушло около получаса.
Теперь оставалось сделать самое главное.
Сергей отвел Тамару Павловну в сторону и вполголоса сказал:
— Ее нужно нарядить под мальчика. Никто не должен знать, что она выходила из подъезда, понимаете? Иначе все наши труды напрасны.
Она внимательно посмотрела на него и кивнула.
— Понимаю. Я ее сейчас постригу.
— Как вы ей объясните эту метаморфозу?
— Не волнуйся, Сережа, я найду, что ей сказать. Это я беру на себя. И одежду ей подберу. У меня кое-что осталось от сына, когда он еще был таким же сорванцом, как и твоя Катенька. Берегу, сама не знаю зачем.
Сергей кивнул: никто не справится с этой задачей лучше чем женщина.
Тамара Павловна увела Катюшу в соседнюю комнату. А через полчаса они вновь предстали перед нетерпеливо ожидавшим их Сергеем.
— Да вы просто волшебница, Тамара Павловна! — невольно воскликнул он, глядя на совершенно незнакомого мальчишку, лукаво улыбавшемуся ему из-под козырька старенькой бейсболки.
— Ну как, папочка, я тебе в новом наряде? — спросил «мальчишка» и рассмеялся звонким Катюшиным смехом.
— Просто класс! — Сергей был в восторге от свершившейся метаморфозы.
Катюша снова убежала в соседнюю комнату, чтобы вдоволь повертеться перед зеркалом. Ей эта новая игра явно была по душе.
Сергей так никогда и не узнал, какие доводы привела «тетя Тамара», чтобы заставить его своенравную дочурку изменить свой облик. Уж наверняка доводы были весьма и весьма убедительными: Катюша с презрением относилась к своим сверстникам противоположного пола.
Он еще раз поблагодарил Тамару Павловну за мастерски проведенную «операцию по изменению пола».
— А теперь последние инструкции. Вот вам деньги, — он вынул из кармана заранее приготовленные пять стодолларовых купюр и протянул их Тамаре Павловне, — отдайте их проводнику того вагона, в котором поедет Катюша, и попросите его присмотреть за нею в дороге.