Далекие огни
Шрифт:
— Это ее не воскресит. — Сергей говорил медленно, чуть слышно.
— Увы, ты прав. Ты тысячу раз прав… Понимаешь, мне не к кому было пойти… кроме тебя. Не к кому, понимаешь? Ведь у меня никого… А, пустое все это… Никому это не надо…
Павел поднялся, махнул рукой и поплелся вниз, сгорбившийся, поникший, как-то сразу постаревший. Он шел и что-то бормотал себе под нос, разговаривая сам с собой. Вскоре хлопнула подъездная дверь — и стало очень тихо.
На часах было полпервого ночи.
Глава двадцать четвертая
Войдя
Он стоял посреди комнаты, окутанный электрическим светом, и ни о чем не думал.
Он боялся думать. Боялся мыслей. Отвлечься, отвлечься от всего этого, переключиться на что-то другое. Направить мысли в другое русло. Хотя бы ненадолго, пока весь этот ужас не уляжется в душе. Пока мозг, не готовый вместить в себя все это , еще слишком взрывоопасен.
Он достал компакт-диск. Поставил на проигрыватель. Зазвучала тихая, мягкая, обволакивающая музыка. Филип Гласс. Его любимый композитор.
Но легче не стало.
Тогда он бросился на кровать, зарылся головой в подушку и дико, истошно закричал. Ему казалось, что от этого крика рухнет мир, померкнут звезды, рассыплется вселенная, но… ни единого звука не вырвалось из его глотки. Его крик был направлен внутрь — туда, где кровоточила страшная обнаженная рана — в собственную душу. Он чувствовал, как обрывается важная, очень важная ниточка в его жизни, как сама жизнь, сотканная из таких вот ниточек, поблекла, потускнела, обескровилась, истончилась до предела. Словно невидимый вампир высасывает из нее кровь, каплю за каплей, мгновение за мгновением…
Вампир… Смутное воспоминание забрезжило в его сознании, какая-то странная, нечеткая ассоциация медленно всплывала в памяти. Вампир…
Орлов!
Да, именно Орлов всегда чем-то напоминал ему вампира: было в его глазах что-то мерзкое, неживое, паразитическое, что-то от мифического чудовища, питающегося человеческой кровью.
Истина молнией сверкнула в его мозгу и заставила резко вскочить с кровати. Это Орлов, Орлов повинен в смерти Ларисы! Он и его приспешники, во главе с подонком Свирским! Это их рук дело!
Боль от невозвратимой утраты немного отступила, уступив место ярости. Ярость сжигала, бурлила, огненным вихрем металась в его груди, ища выхода, какой-нибудь отдушины, готовая выплеснуться наружу и затопить все и вся.
Этим двоим больше не жить — Орлову и Свирскому. Сейчас, в эту страшную для него минуту, самую страшную минуту в его жизни, Сергей подписал им смертный приговор. Око за око, зуб за зуб — так гласит старая библейская истина. Отныне эта истина станет его путеводной звездой.
Теперь его ничто не остановит. Ничто и никто.
Глава двадцать пятая
В два часа ночи раздался
Это мог быть только Свирский.
Стиснув зубы, Сергей схватил трубку.
— Очень, знаете ли, захотелось снова услышать ваш голос, Ростовский, — жизнерадостно вещал Свирский. — Как настроение? Надеюсь, вам понравился мой сюрприз?
Сергей молчал. Он не мог ничего говорить. Не мог и не хотел.
— Вижу, что вы в восторге, — продолжал глумиться Свирский. — Теперь вы понимаете, к чему ведет непослушание? А я ведь вас предупреждал, Ростовский! Слов же своих на ветер я бросать не привык. А, вы думали, что все это шутка? Так ведь, Ростовский? Ан нет, оказалось, что всерьез. Кстати, если вы еще не поняли, хочу сообщить: ваша девочка у нас. Смею вас заверить: с ней все будет в порядке — если, конечно, мой урок пошел вам на пользу. Вы ведь не хотите и ее потерять, не так ли?
— Мразь! — вырвалось у Сергея.
— Не надо эмоций, Ростовский, — как ни в чем не бывало продолжал Свирский. — Это только вредит делу. А дело нам предстоит большое, уж можете мне поверить. Кстати, примите мои соболезнования в связи с внезапной кончиной вашей супруги. От несчастного случая никто не застрахован, знаете ли. Что ж, такова, значит, у нее судьба. Увы.
— Зачем вы это сделали? — выдавил из себя Сергей. — Зачем?
— Не надо так волноваться, Ростовский. Раз что-то сделано, значит так надо. — Голос у Свирского внезапно стал жестким. — Это предупреждение, Ростовский. Больше предупреждений не будет. Не забывайте, что ваша дочь у меня в руках. Будете благоразумны, и она останется жива. Кстати, наблюдение за вашей квартирой и вами лично я снимаю. В этом больше нет необходимости. Так что можете спать спокойно. Все. Завтра вы узнаете, что мне от вас нужно.
Короткие гудки. Свирский дал отбой.
Какое-то время Сергей стоял неподвижно, с закрытыми глазами, и слушал, слушал, слушал, как настойчивыми короткими импульсами гудит телефонная трубка. Потом размахнулся и с силой запустил трофейный аппарат в стену. Брызнули в разные стороны осколки.
На следующий день, утром, когда Сергей вошел в кабинет Антонова, тот сразу заметил, что с его любимцем что-то происходит.
— Ты плохо выглядишь, Сергей, — сказал Антонов, критическим взглядом окидывая осунувшееся, землистого цвета лицо своего сотрудника. — Проблемы?
— Проблемы, Валерий Геннадьевич. И очень серьезные. — Сергей на мгновение запнулся. — У меня умерла жена.
Антонов нахмурился, хрустнул пальцами, встал, прошелся по кабинету, снова сел.
— Так, — произнес он, не решаясь поднять на Сергея глаза. — Та-ак.
— Ее сшибла машина, вчера вечером. Сегодня утром звонили из милиции и просили приехать на опознание.
Антонов кивнул.
— Извини, Сережа, я не знаю, что нужно говорить в подобных случаях. Выражать соболезнования не люблю. Скажу лишь только одно: держись. Мне, действительно, очень жаль. Недели тебе хватит?