Далекие твердыни
Шрифт:
— И теперь тоже есть причины, — наконец, говорит она. — Причины, по которым вы все же примете назначение и уедете в Метеаль. Причины, по которым вы решили сегодня навестить меня. Причины, по которым вы не чувствуете хода времени… полагаю, это одни и те же причины.
Собеседник со стуком опускает чашку на блюдце: его рука дрогнула.
— Вы ужасающе проницательны, — отвечает после паузы губернатор Хараи.
— Я Наставляющая Восточных островов, Рэндо, — говорит Ирмерит, и в глазах ее встают тени скорби. — Мне иначе нельзя.
— Я
— Я понимаю. Давайте пройдемся в саду — или у реки, если вам наскучил запах яблонь? Только не думайте, что отнимете у меня время, Рэндо. Когда дела позовут вас обратно в Ниттай?
— В Ниттай я поеду не раньше, чем через неделю. Я прибыл из своего дома за городом и вернусь туда же.
— Хорошо. Условимся: я свободна так же, как вы.
Губернатор Хараи пристально смотрит на Среднюю Сестру. Взгляд ее тверд, и он отвечает:
— Спасибо, Ирме.
Рука об руку они спускаются к реке, идут по тенистой аллее вдоль берега, где даже в полдень прохладно. Ветер стих, река струится безмолвно; ослепительные солнечные блики дробятся на зыби. Над кронами, на фоне ясной голубизны, парит святая звезда.
— Помните, как строилась эта церковь?
— Церковь — всего лишь стены, — отвечает Средняя Сестра. — Копия храма, который стоит над берегом Неи в Кестис Неггеле… в Университетском районе. Как это далеко…
— То же самое вы сказали мне двадцать лет назад.
— Вы помните?
— Конечно. Мы с вами так же гуляли, и вы изумляли меня каждым словом.
Ирмерит смеется.
— Теперь я сама сражаюсь с этой болезнью у недавно рукоположенных в сан… А вы тогда горели желанием управлять, Рэндо, я помню! Управлять и насаждать благо. Как сказано в Легендариуме: «чтобы не было усобицы, чтобы законы были справедливыми, а люди не голодали». Мы были куда больше похожи на губернатора и Наставляющую Сестру, чем сейчас, не правда ли?
— Я, помнится, спросил тогда, приходят ли сюда туземцы…
Ирмерит прикрывает глаза.
— Они и сейчас не приходят, — помолчав, говорит она. — И я по-прежнему нахожу, что это хорошо.
— Арсеитство — не та вера, которую следует насаждать, — медленно повторяет Рэндо давние ее слова.
Лицо священницы становится суровым.
— Это вера сильных. Для страны, которая двадцать лет назад потеряла независимость, она — яд. Арсеитами будут те, кто не помнит островов вне Уарры, иным же — не надо.
— Двадцать лет назад вы такого не говорили… все же теперь вы воистину Наставляющая Сестра, — Рэндо усмехается. — Политик, Ирме.
Ирмерит останавливается и смотрит ему в глаза. Губернатор очень высок даже по меркам континента, среди низкорослых островитян уаррец возвышается как башня; но перед взглядом Наставляющей он словно бы становится меньше.
— И поэтому вы пришли ко мне, Рэндо, ведь так? Мы достаточно далеко от церкви и от прогулочных троп, вы можете говорить свободно. Что вас
Молчание длится, и с каждой минутой становится тягостней.
— Вы же знаете… — глухо говорит Рэндо и отводит глаза.
— Я — знаю, — кивает Ирме. — Но все-таки скажите это вслух. Так нужно.
Рэндо Хараи, губернатор Хетендераны, новоназначенный наместник Восточных островов, долго молчит. Ирмерит не торопит его, и только едва приметно кивает, когда губернатор через силу выговаривает:
— Желтоглазый.
У островитян непроизносимые имена. Сплошные «йири» да «айлль». Вдобавок на каждом острове в ходу по десятку диалектов, а то и отдельных языков. Одному человеку не под силу разобраться в этой мешанине даже с помощью Второй магии. Наука войны говорит, что победитель должен знать язык побежденного — но когда приходится выбирать один из сотни языков, особого толку в том нет. Губернатор Хараи неплохо знает «наречие городов» — но имея дело с горожанами, мало понимать слова, нужно понимать иносказания, которых — бездна. Если поразмыслить, становится ясно: проникнуть в мысли островитянина может только родившийся на островах…
Впрочем, Рэндо не оставляет попыток.
…Тайс передернул плечами и сказал:
— Кинай.
— Уже здесь?
— Да.
С тяжелым вздохом губернатор поднялся из кресла-качалки. Веранда его загородного дома выходила на реку и лес, солнце садилось, в почти родных с виду камышах щелкала какая-то местная птица. Душа так и просила посидеть еще немного в тишине и покое, выкурить трубочку, полистать недельной давности газеты, привезенные с континента… Рэндо надеялся, что Кинай Ллиаллау прибудет к завтрашнему утру, но у ниттайского вельможи были свои планы.
— Он очень боится, — сказал Тайс, и диковатые черты айлльу исказила гримаса.
— Меня?.. — рассеянно сказал Рэндо, застегивая мундир, и вспомнил: — Ах да. Я бы на его месте тоже… не был спокоен.
Губернатор Хараи славился мирным нравом, но вверенную ему провинцию держал в руках весьма крепко: сеть его осведомителей эффективностью уступала разве что его личной охране. Содержание доноса, который собирался представить ему Ллиаллау, Рэндо давно уже знал в подробностях.
— А где Аяри?
— Вышел навстречу, — ответил Тайс и неприязненно сузил глаза.
Рэндо только усмехнулся. Этих двоих связывала древняя и нежная ненависть, о причинах которой он предпочитал не спрашивать. Айлльу — существа злопамятные и долгоживущие; пять веков назад кто-то кому-то наступил на ногу… Куда забавней казалось ему отвращение, которое демоны дружно питали к злосчастному Ллиаллау.
Сопровождаемый Тайсом, Рэндо прошел дом насквозь, слыша, как всегда, лишь собственные шаги: айлльу ходят бесшумно, как кошки. Всюду двери были распахнуты, полутемные комнаты наполняло свежее дыхание вечерней реки. Фасад дома был обращен к востоку; сейчас на высоком, обнесенном колоннами крыльце сгущались тени.