Далекие твердыни
Шрифт:
«Как красиво сказано», — подумал Рэндо.
— Чтобы избегнуть гнева повелителей наших, он намерен, подобно низкому актеру, изобразить нападение неких заговорщиков. Согласно условленному, господин Лодай будет пытаться защитить вас и сам получит легкую рану…
Рэндо прикрыл глаза.
— Господин Хараи… — едва слышно прошелестел Ллиаллау.
— Господин Кинай, — спросил Рэндо, — кому вы служите?
Маленький вельможа, едва слышно переведя дыхание, опустился на колени и склонил к ковру голову в тяжелом уборе.
— Высокочтимому, золотому, сиятельному господину Хараи, — сказал он, — солнцу Хетендераны.
— Что? — с чрезмерной суровостью переспросил Рэндо. — Не Его Величеству Аргитаи, государю уаррскому?
— Сияющему государю Аргитаи, — подтвердил Ллиаллау. — В золотом и драгоценном лице господина губернатора.
— Не Царю-Солнце?
Господин Кинай вздохнул и выпрямил спину, оставаясь коленопреклоненным.
— Солнце… — эхом повторил он и поднял к потолку обведенные золотой краской глаза, поднял пальцы в длинных золотых наперстках, подражавших формой когтям айлльу. — Солнце есть то, что светит. Прежнее наше солнце дарило и грело, а потом закатилось — ах, не то ли судьба всякой вещи? Ныне ярко сияет в Данакесте государь Аргитаи, но Данакеста далеко… Разве не краем света заморские повелители наши называют эти скудные острова? Здесь, на краю света, видны лишь отблески… отблески величия государя в лице сиятельного господина наместника.
Рэндо улыбался.
— Чего же ждет господин Лодай от нового наместника, раз решился на преступление?
Ллиаллау хлопнул глазами. Некоторое время он размышлял. Рэндо не торопил его.
Неслышно, как призрак, вошел Тайс, зажег лампы вдоль стен и встал за плечом губернатора.
— Когда над этими скудными островами простерлась рука благодатной власти, — вкрадчиво проговорил, наконец, вельможа, — сиятельные властители, пришедшие из-за моря, на пять лет воспретили брать налоги с пахарей. Только милость господина Хараи спасло бедное семейство Кинай от голода и нужды, всегда бедное семейство Кинай будет предано сиятельному господину Хараи…
— Дальше. И встаньте, наконец.
— Но семейству Лодай пришлось голодать, так как все их богатства ушли на прокорм солдат наших повелителей. А когда брать налоги вновь разрешили, то разрешили взимать с пахарей не более одной седьмой урожая, а из той половина уходила повелителям нашим. И вновь была оттого печаль неразумным людям. Что же теперь? Теперь, говорят, по слову господина Хараи, нового наместника, каждого пятого землепашца заберут строить великую дорогу железных драконов. И снова уменьшатся богатства неразумных людей. Боги всемилостивые! Как им не горевать и не отчаиваться?
— Дочери и сыновья этих неразумных людей обучены в Кестис Неггеле. Пусть служат Уарре, получая жалованье, и кормят своих старых родителей. Железная дорога даст много мест для работы.
Ллиаллау даже растерялся при виде такого жестокосердия.
— Господин Хараи! Сыновьям этих неразумных, но знатных людей невместно трудом зарабатывать хлеб, точно они низкородные! А дочерям их работать совсем неприлично!
Рэндо смеялся.
— Что это за дорога? — продолжал восклицать Ллиаллау. — Не было ее прежде — хорошо жили!
— Даже если низкий замысел господина Лодая увенчается успехом, дорогу все равно построят, — отсмеявшись, сказал губернатор. — Такова воля государя, и нет силы, которая могла бы ее превозмочь. А что до господина Лодай и его замысла, то я прибуду к его дверям, как обещал.
Огромные глаза Ллиаллау от ужаса распахнулись еще шире. Едва поднявшийся, он снова рухнул на колени.
— Господин Хараи…
— Господин Кинай, — спокойно сказал тот, — подайте мне ваш меч.
Маленький вельможа испуганно всплеснул руками; закачались широкие рукава, и Ллиаллау вновь стал похож на огромную бабочку.
— Что вы, — прощебетал он, — как можно?! Внести оружие в дом сиятельного…
Губернатор усмехнулся.
— Можно. Ведь господин Кинай в ритуальном уборе, в каком благородные люди наносят визиты вышестоящим. Согласно ритуалу, перед тем, как войти в дом, благородный муж оставляет свое оружие благороднейшим из домочадцев высокого вельможи…
Тонкая рука Ллиаллау взлетела, опустилась на бедро, нащупала эфес…
— Господин Хараи весьма сведущ в обычаях островов… — пролепетал Ллиаллау, бледнея и краснея так, что это было заметно даже под слоем косметики; казалось, он только сейчас осознал, какую ужасную ошибку допустил. Рэндо с трудом сдерживал смех.
Господин Кинай усердно пытался обставить свой визит так, как указывал этикет островов, а губернатор столь же увлеченно пытался его смутить: это была своего рода игра, в которой Ллиаллау с готовностью уступал, доставляя удовольствие хозяину Хетендераны. Но для того, чтобы так достоверно изобразить растерянность и ужас, предварительно «забыв» на поясе меч, надо было быть гениальным актером. Забавляясь и не веря, Рэндо тем не менее искренне восхищался маленьким вельможей.
— Но путь от врат до врат гость проделывает вооруженным, — закончил он с благожелательнейшей улыбкой.
Ллиаллау, заметно дрожа, безмолвно переводил взгляд с одного айлльу на другого.
Губернатор помолчал.
— Господин Кинай, — мягко сказал он, вставая из-за стола, — мне не грозит ваше оружие. Вы не сможете даже поцарапать меня, и не потому, что меня охраняют айлльу. Я намеренно не велел обезоружить вас. Подайте мне ваш меч.
Ниттаец, решив, что его уже не спасет ничто, кроме абсолютного повиновения, деревянным движением потянул за рукоять. Тускло блеснуло полотно клинка.
— Его имя Нейттар-йири, — прошептал Кинай. — Рассекающий камень.
Рэндо взвесил меч в руке: тот оказался тяжелым, куда тяжелее, чем Солнцеликий, фамильный меч дома Хараи. По виду Ллиаллау никак нельзя было сказать, что он способен сражаться, но это впечатление обманывало. Господин Кинай был на одну восьмую айлльу, а их кровь давала человеку, помимо прочего, еще и большую физическую силу.
— Я хочу, чтобы вы отправились к господину Лодаю, — сказал губернатор.
Ллиаллау взмахнул ресницами.
— Передайте, — Рэндо помедлил, разглядывая лезвие Нейттар-йири, — что если он не оставит свой замысел, в день своего приезда я прикажу казнить всех мужчин дома Лодай, которые смогут поднять этот меч.