Далекий светлый терем (сборник)
Шрифт:
– О, ты уже здесь! Извини, зачитался.
Она спросит:
– Что-нибудь интересное?
– Да, такие спектакли! Надо куда-нибудь выбраться… Куда сейчас пойдем?
На этой неделе это у него уже вторая девушка. С прошлой, ее звали Еленой, познакомился в трамвае, а на свидании попал впросак: договорились встретиться на выходе из «Дзержинской», но там оказалось столько ждущего народу, причем столько девушек, что он опешил, несколько минут растерянно бродил среди них по огромной площади, украдкой заглядывая каждой в лицо, в конце концов сбежал вовсе. Будь у него нормальное зрение, то остался бы на одном месте и цепким взглядом окидывал очередную волну, выплеснувшуюся из метро, а сейчас вовсе засомневался в том, что запомнил лицо. А вдруг не узнает, когда она приблизится?
Сейчас он замер, активизируя все чувства. Самый ответственный момент, когда девушка подходит… Он всегда приходил на место раньше, дело не в галантности, а в том, что иначе ему приходилось бы выбирать среди многих девушек, а для этого требовалось зрение получше…
Он ощутил потепление с левой стороны. Там выход из метро, оттуда вырывалось отработанное тепло человеческих тел, однако это было не такое потепление…
Он чуть повернулся, чтобы краем глаза держать выход. Только краем глаза, так у него свобода действий. Заметит – хорошо, не заметит – не придерешься…
С эскалатора метнулись два-три ярких пятна – это молодежь, что обгоняет друг друга, затем пошла масса более устойчивых пятен, где преобладал серый цвет. То уже люди степенные, такие терпеливо стоят на той же ступеньке, где и встали, и неважно – идет эскалатор вверх или вниз.
Лиц с такого расстояния он не разбирал. Больше имело значение размер цветового пятна, яркость.
Он напрягся в мучительном ожидании. Человек с нормальным зрением видит другого еще издали, успевает как-то подготовиться к встрече, за несколько шагов замечая мимику, гримасу усталости, выражение недовольства или радости и т. д., а тут надо успевать среагировать в самый последний момент… или же суметь уловить ее настроение как-то иначе.
Она шла в шероховато-лиловом. Он так называл это цветосостояние, не имея других терминов. Шероховатость была ласковая, как теплая замшевая кожа, и он воспрянул духом. Сегодня мелкие просчеты пройдут незамеченными, а от крупных постарается увернуться…
Он повернулся к ней лицом, широко улыбнулся, еще не видя ее лица:
– Привет… Какая ты сегодня осчастливленная!
На миг кольнуло страхом, что это не она, но тут же раздался ее звонкий голос:
– Здравствуй! Откуда ты знаешь? На мне не написано.
Из расплывающегося мира оформилось ее милое лицо. Оля заглянула ему в глаза, сразу взяла под руку.
– Еще как написано, – заверил он. – Крупными буквами.
– Ну да, – сказала она недоверчиво. – На работе не заметили… Но повод для радости еще какой! Отцу выделили квартиру. Они с матерью пойдут в двухкомнатную, а эту оставят мне.
– Поздравляю. Ты давно хотела своего гнезда.
– Да, конечно. Лучше скучать друг по другу, чем ссориться в тесной однокомнатке… Пойдем в «Факел»? Там сейчас идет боевик «Приключения майора Чеховского».
Человек 80—90 процентов всей информации получает с помощью зрения. Но он знал, что от зрения почти ничего не получает, а то, что получил, приходилось буквально выцарапывать. Если человек идет по улице, то на него ежесекундно обрушивается лавина разнообразнейшей информации: вывески, реклама, надписи, калейдоскоп всевозможных машин и по-разному одетых людей, памятники архитектуры и супермодерновые здания, он видит одновременно великое множество лиц: старых, молодых, детских, видит противоположную сторону улицы и видит то, что делается на противоположной стороне, видит и далеко вперед, видит и далеко в стороны…
Он шел по городу, ничего этого не видя и понимая с горечью, что не видит. Мир вокруг был таинственным и странноватым. Откуда-то выныривали огромные разноцветные огни: расплываясь, они превращались в призрачные мерцающие сферы, но цвета оставались прежние, так что переходить улицу он умудрялся правильно, разве что иногда сталкивался со встречным потоком. Из пестрой, струящейся во все стороны массы отделялись фигуры людей: если проходили совсем близко – успевал увидеть лица совсем юных девушек.
В магазины он заходил лишь за самым необходимым. Сдачу брал рассеянно, никогда не пересчитывал, но клал в свободный карман, чтобы дома пересчитать. Если обсчитали, то в следующий раз пойдет в другой гастроном.
И все же пытался жить нормальной жизнью. Не однажды с мужеством отчаяния задавливая в себе застенчивость, научился заговаривать с девушками в городском транспорте. Прижаты друг к другу, видит ее лицо хорошо, а остальные пассажиры где-то за расплывчатым туманом…
Он выглядел напористым, ибо сразу после встречи приглашал к себе или напрашивался в гости, хотя он всего-навсего искал минимальное убежище. У себя в комнатке знал все до мелочей, у нее освоится быстро: все квартиры в принципе одинаковы.
Да, конечно же, пробовал и чудо-капли, и гимнастику глаз, и даже йогу. Шарлатаны и на нем заработали, пока он не понял, что острота зрения зависит только от формы глазного яблока. Как одни вырастают высокими и длиннорукими, а другие – толстыми коротышками, как у одних длинные носы, а у других вместо носа пуговки, так и глазное яблоко вырастает у кого вытянутым, от чего зависит дальнозоркость, у кого сплюснутым, эти обречены на близорукость, а те, у кого строго круглое, у тех зрение нормальное.
От кафе напротив, куда они нацелились было зайти, странно повеяло холодом. По коже забегали мурашки, в желудке нехорошо кольнуло.
– Пойдем дальше, – запинаясь, предложил он. – На углу «Медвежонок», там хорошее мороженое…
Она покосилась с недоумением, но смолчала. Мороженое и здесь великолепное, к тому же даже на улицу рвется ритмичная музыка: в кафе уже две недели старается вовсю свой вокально-инструментальный ансамбль.
Он и сам пожалел, что поддался непонятному импульсу и миновал кафе, но отступать было поздно: они уже прошли мимо. От Оли хорошо пахло свежестью, настолько волнующей, что явно куплена за жабьи шкурки, своя парфюмерия делает запахи погрубее, проще.