Далеко от дома
Шрифт:
Было все: тепло и холод, расслабление и дрожь, взлеты и падения, глубокое дыхание, обостренные чувства, забытье, возвращение... Кожа мокрая от пота... Все повторялось снова и снова... Спина прижималась к его груди, руки скользили по бедрам. По венам текла раскаленная лава, в легких застревал воздух, по спине бежали мурашки, колени дрожали и саднили... Она прижималась к нему, он чувствовал ее дыхание. Он целовал ее, она обнимала его. Она сжимала его, он не отпускал ее. Мурашки по коже, тепло и холод, огонь в крови, взлеты и падения... Счастье, страсть, любовь, ласка... Крепкие объятия, долгие поцелуи, нежные ласки, страстные стоны... Звезды в глазах... Глубокое дыхание... Восторг... Счастье... Дрожь по коже... Мерное дыхание...
Через пять дней Марш уехал.
Глава 15
Уже неделю, бесконечно долгую и неподъемно трудную неделю Хай не знала куда себя деть. Работа не отвлекала, ни тяжелая, ни легкая. Отвлекала чрезвычайная усталость, еще сон, сон в забытьи от этой самой усталости. "Можно ли так привязаться к человеку за неделю? Можно. Можно ли этого человека полюбить? Можно. Проверено на себе."
– Что ж ты сразу этого не поняла?
"...Бак уже выздоравливает. Он снова отправится на фронт. Мне страшно. А что если я его больше не увижу, как маму?.."
– А что, если и я Марша больше не увижу? А что, если увижу? Вспоминает ли он меня?
– Шарлин топталась на коленях у Хай.
– Что скажешь, Шарлин? Пришлет ли мне Марш открытку на Рождество? Вспомнит ли он когда-нибудь обо мне?
Марш вспоминал. Вспоминал постоянно. Вспоминал часто. С жадностью воспроизводил в памяти каждую минуту, проведенную в Йоркшире. Когда просыпался задолго до будильника, когда ранним вечером его клонило в сон. Когда готовил себе завтрак, когда ел ужин. Когда встречался с клиентами, когда зарывался за документами и расчетами.
И тогда сердце пело. Он испытывал настоящий прилив энергии и сил, погружаясь в воспоминания. А когда возвращался в действительность... Душа словно саднила. Внутри все болело. Очень болело. Жгло.
Его охватывала безумная всепоглощающая тоска. Он скучал. И тогда такой обычно приятный шум города мешал заснуть. Мешали заснуть и воспоминания, воспоминания о Хай, о ее прикосновениях, ее поцелуях.
"Какая она была по утрам!" Он улыбнулся, вспомнив ее клетчатую фланелевую пижаму: "Ей бы еще плюшевого медведя в руки." Внутри все снова перевернулось... По телу пробежала дрожь... Он снова и снова ощущал ее поцелуи на своих губах...
И тут Марш понял, понял для себя очень важную вещь: Хай ему нужна, нужна, как воздух, как вода, как огонь и земля. Теперь никогда и ничего не будет так, как раньше. Потому что его мир перевернулся. Там, в глуши, его жизнь стала по-настоящему насыщенной и полной.
"А ведь я очень даже хорошо справлялся с делами фирмы на расстоянии."
Мысль оказалась неожиданной, но с этого момента все стало предельно ясно. Здания по другую сторону улицы озарились ярким солнечным светом, и в офисе стало светлее, все существо охватила неописуемая легкость и радость.
Маршалл Олдридж принял решение...
Глава 16
– Хай, привет!
– Привет, Джон.
– Друг нетерпеливо вздохнул:
– Все еще хандришь? Выше нос! Скоро работы прибавится!
– Что такое?
– Мужчина на нее подозрительно посмотрел:
– Ты телевизор или радио включаешь хоть иногда?
Хай недовольно фыркнула:
– Джон, не говори глупостей! Конечно включаю! Не почтовыми же голубями я новости получаю.
Он прищурился:
– Пожалуй, ими было бы вернее... Хай! Обещали снегопад! Снежная буря!
– Джон, я бы слышала, если бы об этом говорили!
– О, да! Ты бы слышала! Если бы ты хоть что-нибудь слышала, кроме своих мыслей!
Джон быстро пересек большой задний двор и пошел к овчарням. Заглянул в одну, вторую...
– Я не поняла: ты проверяешь качество моей работы?
– Я проверяю подготовились ли ребята к снегопаду. Но вижу, что да.
– Он вернулся и внимательно оглядел двор.
– Хай, тебе очень повезло с рабочими! Очень-очень повезло!
– Ты меня воспитал? Теперь можешь отправляться домой.
– Э, нет, подруга! Ты мне должна чай и булочки за заботу.
– Я их не пекла.
– Что ж, тогда и пустой чай сойдет. Я не привередливый.
– У тебя же от него зубы сводит.
– Сводит, но ведь его можно и разбавить.
Через два часа, в самом деле, пошел снег. Крупные снежинки медленно, кружась и пританцовывая, опускались на холодную землю. Их становилось все больше, белое покрывало все плотнее укутывало пожелтевшую и давно высохшую траву. Ветер гулко завывал во всех каминах, отчего в доме становилось шумно.
Но Хай не отрываясь смотрела на яркий огонь. Она была погружена в свои мысли. Долго ли? Наверное, долго. Сумерки постепенно опускались, и в какой-то момент стало совсем темно. Появились первые сугробы, снежинок стало очень много, плотной стеной они заслонили чернеющее небо. Переливчато-белые сугробы стали высотой в колено. Девушка все еще была погружена в собственные мысли. Кажется, она уснула...
"Да, что же это такое... Действует на нервы... Как будто комар над ухом жужжит...
– Девушка поморщилась и застонала.
– Как... Как звонок в дверь!"
Хай подскочила с кресла и скорчилась от боли. Правая нога, как не своя, а левой и вовсе не чувствовала бы, если бы не миллион "иголок", что врезались в каждый миллиметр кожи. "Я так и заснула в библиотеке. Все мышцы затекли."
– Ооох.
– Пронзительный звонок снова раздался на весь дом.
– Да кто там!?
Девушка медленно, кряхтя и ковыляя, пошла к двери. Звонок уже звонил, не переставая.
– Да кто же так поздно!?
– "Восемь вечера. Кого в такое время-то занесло!? Может быть это Джон? Если он опять воспитывать меня пришел..." Хай открыла дверь: - Джон, мне ничего не...