Далгрен

Дилэни Сэмюэль Р.

— Эй, ты!

Он поднял глаза к неожиданному свету.

— А?.. — у перил пешеходной дорожки еще одна и еще одна рассекли темноту.

— Ты идешь в Беллону?

— Именно так, — прищурившись, он попытался улыбнуться. Одна, и еще одна, огни приблизились на пару шагов, остановились. Он сказал: — А вы... уходите?

— Ага. Там ограничения, если что.

Он кивнул.

— Но я не видел никаких солдат, ни полиции, ничего. Я сюда автостопом добрался.

— И как ехалось?

— За последние двадцать миль я видел всего два грузовика. Второй из них меня подбросил.

— А что насчет исходящих?

Он пожал плечами.

— Но, я думаю, девушкам не должно быть очень уж тяжело. В смысле, если машина будет проезжать, кто-нибудь да подкинет. Куда вы направляетесь?

— Мы вдвоем хотим попасть в Нью-Йорк. Джуди хочет в Сан-Франциско.

— Я хочу просто куда-нибудь, — раздался жалобный голос. — У меня температура! Мне надо лежать в кровати. Я и лежала в кровати последние три дня.

Он сказал:

— Что туда, что туда, — попасть можно.

— С Сан-Франциско ничего не случилось?..

— ... или с Нью-Йорком?

— Нет. — Он пытался разглядеть, что там за огнями фонарей. — В газетах уже не пишут даже, что здесь происходит.

— Но боже мой! А что телевидение? Или радио...

— Здесь это ничего не работает, тупица. Так откуда бы им узнать?

— Но... ух ты!..

Он сказал:

— Чем ближе подходишь, тем меньше и меньше встречаешь людей. А те, что встречаются, они... все более странные. Как там внутри?

Одна рассмеялась.

Еще одна сказала:

— Довольно тяжко.

Та, что говорила первой, сказала:

— Но, как ты и говорил, девушкам проще.

Они рассмеялись.

Он тоже рассмеялся.

— Вы можете мне еще что-нибудь рассказать? В смысле, что-нибудь полезное? Я ведь иду туда.

— Ага. Пришли какие-то люди, расстреляли наш дом, в котором мы жили, перевернули все вверх дном, потом выкурили нас оттуда.

— Она сооружала скульптуру, — пояснил жалобный голос; — большую такую скульптуру. Лев. Из металлолома и всякого в таком роде. Получалось очень красиво!.. Но пришлось ее бросить.

— Ух ты, — сказал он. — Так все плохо?

Один короткий, скупой смешок:

— Ага. Мы реально легко отделались.

— Рассказать ему про Калкинса? А про скорпионов?

— Он и сам все это узнает, — еще один смешок. — Что тут скажешь?

— Хочешь взять с собой оружие туда?

Он снова встревожился.

— А оно мне понадобится?

Но они говорили между собой:

— Ты действительно отдашь ему это?

— Ну да, а почему нет? Я больше не хочу эту штуку с собой таскать.

— Ну ладно. Она же твоя.

Метал звякнул по цепи; одна из них спросила:

— Ты откуда?

Лучи фонарей сдвинулись, высветив силуэт группы. Одна стояла у перил, повернувшись в профиль, и света вдруг оказалось достаточно, чтобы понять: она очень молодая, очень черная и очень беременная.

— С юга.

— А говор у тебя совсем не южный, — сказала одна, именно с таким говором.

— Я не то чтобы родился там. Просто только что вернулся из Мексики.

— Ой, круто! — это беременная. — А где ты был? Я знаю Мексику.

Обмен полудюжиной названий городов свелся к разочарованному молчанию.

— Вот твое оружие.

Лучи фонарей проследовали за вспышкой в темноте, за лязгом по решетке ливнестока.

В отраженном от дороги свете (а вовсе не в глазу своем) он разглядел на узком помосте с полдюжины женщин.

— Что... — на дальнем конце моста зарокотал мотор; но взгляд его не обнаружил света фар. Звук умер, свернув в сторону. — ... это?

— Как бишь оно называется?

— Орхидея.

— Да, точно, орхидея и есть.

Он подошел, сгорбившись в перекрестье трех лучей.

— Надевается на запястье. Так, чтобы лезвия торчали вперед. Как браслет.

Из регулируемого металлического браслета, семь лезвий, от восьми до двенадцати дюймов, резко изогнутых вперед. Внутри — ремешок, частично кожаный, частично цепочка, для неподвижной фиксации на пальцах. Лезвия заточены по внешнему краю.

Он взял браслет.

— Надень.

— Ты левша или правша?

— Амбидекстр... — что в его случае означало одинаково плохое владение обеими руками. Он повернул "цветок" в руках. — Но пишу я левой. Как правило.

— А-а.

Он надел "цветок" на правое запястье, застегнул.

— Ты должно быть носила его в переполненном автобусе. Так и поранить кого-нибудь можно, — и почувствовал, что шутка не удалась. Он сжал кулак в окружении лезвий, медленно раскрыл его, и потер основание большого пальца спрятанными за изогнутой сталью ороговевшими кончиками указательного и среднего.

— В Беллоне не так уж много автобусов.

Думая: опасные, яркие лепестки обернулись вокруг какого-то узловатого, полусгнившего корня.

— Уродливая штуковина, — сказал он браслету, не им. — Надеюсь, ты мне не понадобишься.

— Я тоже надеюсь, — сказала одна. — Думаю, ты можешь отдать ее еще кому-нибудь, когда будешь уходить.

— Ага. — Он встал. — Конечно.

— Если он будет уходить, — сказала еще одна, издав очередной смешок.

— Нам лучше трогаться.

— Я слышала машину. Нам вероятно так и так придется долго ждать. Так что можно уже и выдвигаться.

Юг:

— Судя по тому, что он рассказал, вряд ли нас станут подвозить.