Далгрен
Шрифт:
Угольная чернота листьев рассыпалась, выпуская на первый план привычный цвет городской ночи.
— Где? — Они остановились, окруженные деревьями и высоким густым кустарником.
— Тише! Вон там...
Шерсть его одежды приглушила кожу Тэковой куртки. Он прошептал:
— Что ты?...
На тропу впереди, внезапный, светящийся и неестественный, из-за угла, покачиваясь, выплыл семифутовый дракон, а следом за ним — такого же размера богомол и грифон. Похожие на пластиковые фигуры тончайшей работы, светящиеся изнутри, с расплывчатыми очертаниями, они двигались вперед, раскачиваясь из стороны в сторону. Соприкоснувшись друг с другом,
Кид подумал о кинокадрах, слегка расфокусированных, накладывающихся друг на друга.
— Скорпионы! — прошептал Тэк.
Плечо Тэка толкнулось в его плечо.
Его рука лежала на стволе дерева. Тени веточек паутиной опутали его предплечье, тыльную сторону ладони, кору. Фигуры приблизились; паутина немного сместилась. Фигуры прошли мимо; паутина соскользнула совсем. Они точно так же тревожат глаз, вдруг понял он, как картинки на трехмерных открытках — те же самые дифракционные полосы, висящие завесой то ли прямо перед, то ли непосредственно за.
Грифон, идущий замыкающим, мигнул:
Тощий, кривоногий подросток с прыщавыми плечами посреди шага размашистого, но осторожного — и снова грифон. (Воспоминание о колючих золотистых волосах; руки, тянущиеся от тазового крыла, усеянного веснушками).
Богомол развернулся, чтобы посмотреть назад, и мгновенно выключился:
На этом, по крайней мере, была хотькакая-то одежда — смуглый, брутального вида подросток; цепи, которые он носил на шее, гремели, когда он задевал их рукой, рассеянно поглаживая левую сторону своей груди.
— Ну же, Малыш! Давай уже, врубайся обратно! — это произнес уже снова богомол.
— Блин, думаешь, они там будут? — от грифона.
— Еще как. Как же им там не быть! — Голос, исходящий от дракона, не мудрено было перепутать с мужским; звучала она чернокоже.
Выдавленный изумлением и замешательством в состояние отрешённости, Кид вслушивался в разговор удивительных тварей.
— Пусть только попробуют не быть! — Опять загремели теперь невидимые цепи.
Грифон мигнул еще раз: рябые ягодицы и заскорузлые пятки исчезли, скрытые пламенеющей чешуей.
— Слышь, Малыш, а что если их еще нет?
— Вот черт! Адам?...
— Короче, Адам, ты же знаешь что они там будут, — заверил дракон.
— Да? Откуда мне это знать? Ах, Леди-Дракон! Леди-Дракон, это уж слишком!
— Двинули. А вы двое заткнитесь, ага?
Раскачиваясь в унисон и вразнобой, они скрылись, свернув за угол.
Он теперь совсем не видел своей руки, и поэтому позволил ей оторваться от ствола.
— Что... что они такое?
— Говорю же: скорпионы. Типа банда такая. Может, их несколько, этих банд. Не знаю на самом деле. Ты их полюбишь со временем, если научишься не попадаться им под ноги. Если не научишься... ну, думаю, ты или присоединишься к ним; или они тебя сожрут. Это насколько я знаю.
— Я имел в виду... драконы... и твари?
— Красивые, правда?
— Что они такое?
— Знаешь, что такое голограмма? Изображения проектируются из интерферограмм с помощью очень маленького, очень маломощного лазера. Это не слишком сложно. Но выглядит впечатляюще. Они называют это защитным экраном.
— О-о. — Он бросил взгляд на свое плечо, куда Тэк положил ладонь. — Я слышал о голограммах.
Тэк вывел его из тайного убежища среди кустов обратно на бетон. В нескольких ярдах дальше по тропе, там, откуда пришли скорпионы, светился фонарь. Они двинулись в его направлении.
— Есть еще такие поблизости?
— Возможно, — Тэк снова скрыл тенью верхнюю часть лица. — Эти их защитные экраны на самом деле ни от чего не защищают — если не считать наших любопытных глаз, от тех, кто желает разгуливать в чем мать родила. Когда я впервые попал сюда, вокруг были одни скорпионы. Грифоны и другие виды стали появляться сравнительно недавно. Но название успело прижиться. — Тэк сунул руки в карманы джинсов. Молния его куртки была застегнута только снизу, вверху же расходилась в стороны, обеспечивая пространство для несуществующих грудей. Тэк шел, уставившись на них. Когда он поднял голову, улыбка играла у него на губах, но в глазах ей не было подтверждения. — Как-то забываешь, что люди не знают о скорпионах. Не знают о Калкинсе. Здесь они известны всем. Беллона — большой город; будь у них в любом другом городе страны что-нибудь настолько же известное, ну, я думаю, жители Лос-Анджелеса, Чикаго, Питтсбурга, Вашингтона только об этом бы и сплетничали на своих коктейлях, да? Но они забыли, что мы существуем.
— Нет. Они не забыли. — Он не мог видеть глаза Тэка, но знал, что они сузились.
— И поэтому они шлют людей, которые не знают даже собственного имени. Таких, как ты, да?
Он рассмеялся, резко; смех прозвучал чем-то средним между лаем и кашлем.
Тэк отозвался своим хриплым рокотом.
— Ох, да! А ты тот еще паренек.
Смех угасал постепенно.
— Куда мы идем теперь?
Но Тэк опустил подбородок и зашагал вперед.
Из этой пьесы света, кожи и тьмы, могу ли я позволить себе принять личность? Как воссоздать мне этот выжженный парк в матрице, поддающейся осмыслению? Вооруженный противоречивыми видениями, уродливая рука, закованная в темницу красивого металла, я твердо следую законам новой механики. Я — исступленный инженер, уничтожив прошлое, перестраиваю настоящее.
4
— Тэк! — окликнула она, сидя по ту сторону пламени, и, вставая, тряхнула пламенного цвета гривой волос. — Кого ты привел?
Она обошла вокруг сложенного из шлакоблоков очага, и направилась к ним, теперь всего лишь силуэт, переступая спальные мешки, свернутые рулонами одеяла, лежащие на газоне фигуры. Двое глянули на нее и отвернулись. Еще двое храпели на разные лады.
Сидящая на покрывале девушка без сорочки, с по-настоящему красивой грудью, перестала играть на губной гармошке, стукнула ею о ладонь, выбивая слюну, и дунула еще разок.
Рыжеволосая обогнула девушку с гармоникой и схватила Тэка за рукав, приблизившись теперь достаточно, чтобы снова обрести лицо.
— Мы не видели тебя уже много дней! Что случилось? Ты ведь приходил ужинать едва ли не каждый вечер. Джон беспокоился о тебе.
В полумраке ее лицо виделось симпатичным.
— Ничего я не беспокоился. — От закусочного столика отделился высокий, длинноволосый мужчина в жилете перуанской расцветки и подошел к ним. — Тэк приходит. Тэк уходит. Ты ведь его знаешь. — Даже в свете миниатюрных огней-отражений в стеклах его очков было видно, что смуглость кожи достигалась им не без помощи то ли химии, то ли кварцевых ламп. Бледные, тонкие волосы выглядели так, словно дневной свет разделил бы их на полосы разных оттенков солнечного. — В данный момент к завтраку ты ближе, чем к ужину.