Дальними маршрутами

Крылов Алексей Иванович

–  До цели осталось сорок минут полета, - доложил Малыгин.

–  Половину горючего израсходовали, - в свою очередь проинформировал Щелкунов.
– Хватит ли его на обратный путь?

–  Вполне. Нам поможет попутный ветер, - заверил Малыгин.

В кромешной тьме самолеты уверенно продвигались к фашистскому логову. Выключив внутренние огни кабины, Малыгин лег на пол кабины и напряженно стал всматриваться в очертания ориентиров на земле. Внизу причудливо изгибалась река Одер. Она вырисовывалась четкой серебряной нитью. Дальнейший путь к цели лежал вдоль широкого канала. Все ближе и ближе объект удара. Но почему молчат зенитные батареи врага? «Может быть, майор Щелкунов прав, - думает штурман.
– В такую непогодь на Балтике немцы не ждут налета наших бомбардировщиков». И Малыгин еще пристальней следит за землей.

Хотя город и был затемнен, но в огромные «окна»

между облаками все отчетливей просматривались его окраины. То тут, то там вспыхивали огни электросварок. Военно-промышленные предприятия Берлина расположены преимущественно в районе внешнего городского кольца. Металлургические и машиностроительные заводы находятся в его северо-западной части. Вот сюда-то и обрушат очередной бомбовый удар советские летчики.

Первые самолеты из группы Преображенского сбросили серию зажигательных бомб. И сразу же на земле возникли очаги пожаров, осветив своим заревом другие цели. Зенитная артиллерия противника открыла беспорядочный огонь. Трассы крупнокалиберных пулеметов расчертили небо разноцветными точками и линиями. Но такая «иллюминация» не причинила нашим маневрирующим самолетам никакого вреда. На объекты, хорошо различимые с воздуха, полетели крупные фугасные бомбы.

Экипаж Щелкунова ясно видел все это. Остались считанные минуты, и летчик, повинуясь штурману, должен будет твердо встать на боевой курс. Что означает этот короткий, но такой значимый в авиации термин - боевой курс? [7]

Позади более четырех часов напряженного труда: постоянная готовность отразить атаку ночных истребителей, преодоление многослойной, а в некоторых местах и грозовой облачности, где воздушный корабль бросает из стороны в сторону, приходится производить быстрое и точное счисление пути и поиски ориентиров, по которым можно уточнить правильность выдерживания заданного маршрута, вести систематический контроль за работой двигателей, систем и приборов, подсчет остатка горючего… И вот трудный и долгий полет к цели подходит к концу. Сильно измотался, устал весь экипаж: и летчик, и штурман, и стрелок-радист. Холодно. Даже в летнее время при полете на большой высоте температура в кабинах понижается до минус 30-35 и более градусов. Устают от напряжения глаза. Плохо слушаются озябшие руки. Но впереди показался объект удара - и сразу все забыто. Обостряются все ощущения, напрягаются нервы, помнится только одно: сейчас - боевой курс!…

Темный купол неба над нашими бомбардировщиками вдруг вспыхивает ярким светом прожекторов, прорастает разноцветными букетами зенитных трасс. Белые, красные, желтые, зеленые, фиолетовые - они беззвучно распускают в небе свои сказочные цветы круглыми пушистыми шапками, заполняя воздух в несколько слоев. Все это не что иное, как разрывы снарядов зенитной артиллерии, тучи раскаленных осколков, трассирующие пули. Все это несет экипажам гибель, но они идут вперед, преодолевая завесу огня.

При подходе к цели еще можно энергично маневрировать, сбивать расчеты зенитных батарей, уклоняться от прожекторов. Летчики уходят от дождя осколков и пуль, изменяя курс, скорость и высоту. Но наступает такой момент, когда бомбардировщик должен полностью прекратить маневрирование и, невзирая ни на что, не сворачивая ни на один градус, идти на заданный объект бомбометания. Вот это в нашей авиации принято называть «боевым курсом».

Но чтобы читатель мог до конца понять весь смысл этих двух коротких слов, надо хорошо знать, из каких элементов состоит боевой курс, как он выполняется практически. С помощью пилотажных приборов летчик выдерживает заданное направление полета. Вдруг перед ним начинают вспыхивать сигнальные лампочки: красная, [8] зеленая, белая. Это штурман увидел на земле цель, начинает выводить на нее бомбардировщик. Он сидит в передней кабине самолета, имеющей хороший обзор. Рассчитав заблаговременно необходимые навигационные и бомбардировочные величины, он вводит их в прицел и начинает осуществлять боковую наводку и прицеливание по дальности. Штурман, желая удержать цель в прицеле, то и дело нажимает на кнопки сигнальных ламп: красная - влево, зеленая - вправо, белая - так держать! У штурмана одна мысль: как можно точнее вывести машину на цель.

Наступает момент, когда летчик ведет самолет строго по прямой, словно по нитке. С минуту, а иногда и больше машина представляет собой отличную цель для зенитчиков. Разрывы снарядов вспыхивают теперь совсем рядом с ней. Но пока штурман не сбросит все бомбы в намеченную точку или пока какая-то другая сила не отклонит самолет в сторону, он будет идти по прямой. Осколки ударяются о плоскость, фюзеляж, врываются в кабину, а летчик по команде штурмана продолжает выдерживать боевой курс.

Нажата боевая кнопка, и бомбы полетели в темную бездну к земле. Казалось бы, теперь можно резко изменить направление полета, высоту, скорость, уйти от разноцветных шапок разорвавшихся снарядов вниз, в сторону. Да, это можно сделать, но не всем. Дело в том, что через каждые пять - десять минут на объект удара заходит экипаж бомбардировщика-фотографа, который обязан произвести фотоконтроль результатов удара. Летчики-фотоконтролеры в шутку говорят: «Надо привезти от врага расписочку…» Для этого необходима неимоверная стойкость и выдержка. Сбросив груз фугасок, бомбардировщики-фотографы продолжают идти в том же направлении тридцать - сорок секунд, выдерживая боевой курс, чтобы удостоверить своими фотоснимками точность бомбометания.

Вот и сейчас, перед тем как направить бомбардировщик на объект удара, майор Малыгин несколько встревожился: благополучно ли пройдет этот боевой курс над Берлином для их экипажа. Малыгин хорошо помнит, как еще во время войны с Финляндией командир эскадрильи капитан В. Дрянин на боевом курсе над Выборгом попал под сильный зенитный огонь врага. Он был ведущим в [9] девятке, и каждый сзади идущий экипаж должен был сбрасывать бомбы по сигналу его штурмана.

Выйдя на большой высоте в район железнодорожного узла, группа Дрянина легла на боевой курс. Впереди и с флангов застрочили крупнокалиберные пулеметы, показались первые разрывы зенитных снарядов. Штурман старший лейтенант Н. Денисенко, казалось, ничего не замечая вокруг, стал осуществлять боковую наводку и прицеливание по дальности. Вот он довернул самолет на восемь градусов вправо, потом, заметив, что цель стала сходить с курсовой черты влево, тут же нажал на кнопку красной лампочки. Дрянин координированно развернул бомбардировщик на три градуса влево. Мигнув белой лампочкой, штурман приказывал - так держать! И командир, «уцепившись» глазами за темное облачко, находящееся впереди, повел машину строго по прямой. Ветер был встречный, большой силы, и потому пребывание группы на боевом курсе, естественно, увеличивалось. А зенитчики хотели сбить группу бомбардировщиков с курса, расстроить их боевой порядок. Вот один снаряд угодил в оконечность правого крыла самолета Дрянина и оторвал небольшую часть ее. Осколки прошили заднюю часть фюзеляжа, был ранен стрелок-радист старшина И. Карпов, раскровило плечо летчику.

–  Бросайте бомбы!
– закричал старшина.
– Впереди непроходимая стена огня.

Но ни Дрянин, ни Денисенко не отозвались в это, казалось, самое критическое время на призыв своего боевого товарища. Они не могли свернуть с боевого пути. Это расстроило бы боевой порядок, расшатало его, и кто знает, куда полетели бы тогда их бомбы… Чувствуя огромную ответственность за конечный результат полета, Денисенко продолжал командовать:

–  Так держать! Так!

По отрыву первой бомбы с флагмана полетели фугаски и со всех сзади идущих самолетов. Вот они настигли железнодорожные составы, груженные военной техникой, боеприпасами, и огромные столбы пламени и черного дыма взметнулись вверх.

–  Попали, в цель попали!
– радостно кричал Денисенко.

В то же мгновение зенитный снаряд угодил в хвост корабля. Машина клюнула носом и стала беспорядочно падать. [10]

–  Всем покинуть самолет!
– приказал Дрянин.

Капитан, напрягая последние силы, повторил свое приказание и потом, ухватившись за рукоятку фонаря кабины, с трудом отжал ее. И тут же его, точно пылинку, выбросило вон. Распустив парашют, он огляделся вокруг. Денисенко и Карпова в воздухе не было. «Погибли», - подумал Дрянин, и сердце его защемило. Огромной силы ветер понес парашютиста на восток. Вскоре он приземлился за передним краем наших войск, стоящих на Карельском перешейке. Дрянина, обгоревшего и обмороженного, подобрали пехотинцы, оказали необходимую медицинскую помощь. А через неделю капитан уже сидел среди нас и рассказывал, как проходил полет, при каких обстоятельствах погибли его боевые товарищи. [11]

–  Но с боевого курса мы не сошли, цель уничтожили, - заключил свой рассказ капитан Дрянин.

…Малыгин приготовился для бомбометания. Еще раз бросив на землю пристальный взгляд, он громко сказал:

–  Боевой курс 210.

–  Есть, 210!

И сразу же Щелкунов прекратил маневрирование самолетом. Он старался как можно точнее сохранить заданную штурманом величину боевого курса. Где-то рядом слева разорвался зенитный снаряд, отчего самолет мгновенно «вспух» и подался в сторону.

–  Нет, проклятый фашист, нас не свернешь с пути!
– вслух сказал командир и тут же повернул машину на прежний курс.