Дальними маршрутами
Шрифт:
Прервав свои мысли, Головатенко через радиста скомандовал:
– Ведомым эскадрильям действовать самостоятельно. Возврат на свою точку в составе подразделений!
Бросив взгляд вниз, Головатенко увидел, как у нескольких истребителей заработали моторы.
– Бить по истребителям!-приказал командир ведомым звеньям. И тут же развернул группу в направлении стоянок.
Пара вражеских самолетов успела оторваться от земли и подняться в воздух, других же настигли фугасные и осколочные бомбы.
– Еще заход по бензозаправщикам, по палаткам фрицев!
– командует Головатенко.
Рев моторов,
Командиры других подразделений повели экипажи в район заданных целей. Вот в утренней дымке показалась Западная Двина, взорванные мосты и далее, по ее левому берегу, в кустарнике, - большое скопление танков и автомашин. На воду были спущены понтонные лодки. Противник прошлой ночью намеревался форсировать водный рубеж, чтобы дальше развивать свое наступление на Псков, Ленинград. Подразделения Крюкова и Голубенкова с ходу ринулись на врага. Посыпались бомбы, застрочили бортовые пулеметы. Сильные взрывы, пожары. [32]
Разойдясь по звеньям, экипажи бомбардировщиков вновь заходят на цель. Надо сбросить бомбы, подвешенные на внутренних держателях. Свежий восточный ветер быстро сносил столбы дыма и пыли. Опять отчетливо стал виден берег реки. Штурман капитан Муралбеков в одном-двух километрах западнее от того места, куда были сброшены первые серии бомб, заметил скопление тягачей с артиллерией, замаскированных кустарником. Он немедленно сообщил об этом командиру. И тут же послышался голос Крюкова:
– Западнее нашей цели, на берегу реки, скопление пушек. Бейте их!
И вот самолеты снова на боевом курсе. Штурманы прицелились, и серии фугасок летят в гущу тягачей. Некоторые из них тут же загорелись, другие от сильной взрывной волны перевернулись набок. Но бомбардировщики продолжают свой стремительный удар по врагу. Они снижаются до бреющего полета и огнем бортового оружия расстреливают бегущих в панике фашистов. Бесстрашно действовал в этой группе экипаж старшего политрука А. Шапошникова.
Вот показалась и наша цель. С малой высоты местность просматривается отлично. На большом участке шоссейной дороги, юго-западнее Даугавпилса, длинной цепочкой стоят автотягачи с орудиями и прислугой, легкие танкетки, автомашины, груженные боеприпасами, штабные автобусы и множество другой военной техники. Вся эта колонна двигалась прошлой ночью к Двинску, имея намерение форсировать реку, с ходу захватить город. Но, встретив сильное сопротивление наших войск, гитлеровское командование вынуждено было остановить продвижение своих войск. И теперь, словно в половодье, когда перед каким-то препятствием скапливаются льдины, на шоссе образовалась настоящая пробка, заторы военной техники и живой силы врага. Да! Время нашего бомбового Удара было выбрано на редкость удачное - в ранний утренний час, при облачной погоде, когда немцы меньше всего могли ожидать налета нашей авиации.
Капитан Третьяков вел эскадрилью несколько в стороне от шоссе. Вскоре послышался голос Стогниева:
– Командир приказал перестроить звенья в змейку, бомбить будем с индивидуальным прицеливанием. Понятно? [33]
– Ясно!
– ответил я и, прильнув к прицелу, стал ждать приближения цели.
Мы пролетели параллельно шоссе, и хорошо была видна вся картина боя. Как только звенья Третьякова и Трегитько легли на боевой курс и с самолетов посыпались первые серии бомб, противник открыл сильный пулеметный огонь. Но поздно: фугаски рвались прямо на дороге, в гуще скопления живой силы и техники врага. Бомбардировщики, маневрируя, уходили в сторону, чтобы развернуться и сделать второй заход.
Наконец заговорил и наш командир звена капитан Ковалец:
– У дорожной будки танкетки и автомашины. Бомбить по ним!
Нервы напряжены до предела, когда под огнем врага ведешь боковую наводку и прицеливание. «Только бы не промахнуться!» - стучало в голове. А навстречу, будто светлячки, уже летят пучки трассирующих пуль. Несмотря ни на что, я делаю довороты самолета. Нажата боевая кнопка. И тут же вниз посыпались бомбы с наружных держателей. Прицельные данные оказались точными: на дороге рвались бомбы, загорелась техника противника. [34]
При втором заходе быстро открыл люки, прицелился и только успел сбросить бомбы, как услыхал тревожный голос стрелка-радиста Алексея Сарычева:
– За нами гонится «мессершмитт»!
И тут же:
– Их два!
Впереди нас, метрах в восьмистах, летят капитан Ковалец и старший лейтенант Каинов. Надо бы быстрей пристроиться к ним и занять надежную оборону, но разве успеешь это сделать, когда «мессеры» на большой скорости идут на сближение с нами?
– Огонь по истребителям вести прицельный!
– приказал Стогниев.
И тут же заговорили наши крупнокалиберные пулеметы. Самолет словно встрепенулся, задрожал всем корпусом.
– Ага, струсил, отваливаешь!
– на миг прекратив стрельбу, кричит радист.
Но радоваться еще рано. Сверху на нас от кромки облачности на огромной скорости пикировал другой «мессер». Вот он, несмотря на новые трассы пуль, посылаемые Сарычевым, сблизился с нашим самолетом и открыл по нему ураганный огонь. Трассирующие пули летят вдоль фюзеляжа, ударяются о консоли плоскости. И в это время послышался хрипловатый стон сержанта Сарычева:
– Ранен…
Мы были уже совсем недалеко от бомбардировщиков своего звена, когда услыхали приказ Ковальца:
– Прикрыться облачностью!
Выжимая из двигателей все, что можно, Стогниев повел самолет вверх. Теперь трассы пуль сыпались на нас снизу. Но, к нашему счастью, мы выиграли у врага драгоценные секунды, успели войти в облака и тем самым обезопасить свой дальнейший полет.
Сарычев дрожащим голосом доложил, что получил тяжелое ранение: две пули прошили правый пах. Стогниев участливо посоветовал:
– Потерпи, Алеша. До посадки недалеко. Попробуй потуже затянуть поясной ремень…
Долгое время из кабины Сарычева не было никаких вестей. Но вот наконец он сообщил:
– Кровотечение уменьшилось, чувствую себя сносно. [35]
Обратный путь занял у нас более часа. Летели над нижней кромкой облачности кратчайшим путем и на повышенной скорости. Сарычев крепился, даже сам передал на землю радиограмму, что ранен.
После приземления мы подрулили к командному пункту, где уже стояла наготове санитарная машина. Со всех сторон ее окружали воины. Сарычева, бледного и как-то сразу осунувшегося, извлекли из кабины и положили на носилки.