Дальний свет
Шрифт:
Но за стеной отчётливо слышалось движение. Совсем другая жизнь.
Лаванда отставила стену — та спала занавесом и перестала мешать — и то, что открылось глазам, было широко и великолепно. Колесо в полнеба шло своим кругом, всё в огне, весёлое и яростное. Одна за другой пролетали кабинки — красная, чёрная, белая и всех других цветов — они повторялись и всё бежали, будто никогда не могли замереть и не кружиться больше. Ливень хлестал с неба, и вокруг разбегались уже все, кто могли. Только молодая пара стояла почти у подножья — те, чьим именем назвали главную улицу города. Взявшись за руки, они с интересом смотрели в мелькание спиц.
— Значит, что у нас получается, — негромко и отчётливо проговорил мужчина. — Одна и та же фигура через века, на каждом витке действие повторяется. Три акта с одним и тем же сюжетом, с теми же лицами…
— Три мало, — аккуратно прервала женщина, не отрывая от колеса взгляда. — Думаю, хотя бы пять или семь.
Здесь и сейчас, поняла Лаванда, когда вода заполняет землю, а огонь пронизывает воздух. Здесь будет только ещё оборот, и колесо остановится в последний раз. Так должны были застыть и обратиться в горы двое детей, что пробрались в зачарованный край и нарушили его покой. Так должна застывать любая форма в окончательном и совершенном своём варианте.
Она подняла руку, чтоб остановить вращение, и вздрогнула: парочка смотрела на неё с улыбками.
— Похоже, снова не на этот раз? — мурлыкнул мужчина, обращаясь то ли к ней, то ли к своей спутнице.
— Видимо, что-то было забыто, — откликнулась женщина в тон ему. — Ведь это так просто — не учесть и упустить какую-нибудь мелочь…
— Откуда пришёл он — загадка веков, — похоже, что-то процитировал мужчина. — Но ты правильно заметила, это, конечно, никакая не загадка. Откуда они пришли, достаточно известно, и это не так просто откинуть.
— Да, этого совершенно нельзя откинуть, — согласилась женщина.
— Как старая навязчивая песенка.
— Уже и слова забылись, а мотив остался, — она с улыбкой обернулась. — Я варю кофе. Ты будешь?
«Мотив?»
На задворках щёлкнул звук открываемой крышки, и как будто на миг донеслась мелодия — тихие и переливчатые колокольчики пели о чём-то забытом, но тут же всё смолкло, Лаванда не успела вспомнить.
Парочка развернулась к огненным всплескам, а колесо двинулось на них, ширясь и всё заполняя. Лаванда хотела схватить его, но колесо растаяло в её руке, всё растаяло, хотя она не говорила так сделать. Помещение переменилось: теперь это был большой зал со старыми каменными стенами, в щелях рос мох и веяло сырым. Воздух же дрожал и переливался от жара факелов — они были расставлены здесь всюду и принуждали тени растолкаться по углам. Лаванда заморгала с непривычки: глаза не сразу приспособились к освещению. Когда же она начала различать и узнавать предметы, то увидела, что на плитах и каменных глыбах сидели люди. Очень много людей.
Влага и шум дождя, казалось, уже сидели в стенах, текли где-то в трубах.
— Ты погляди только на эту крысавицу.
Он посмотрел, что там так привлекло Вайзонова в углу коридора, недовольно покачал головой:
— Давно ли они у нас тут шастают?
— Они по всему городу. Пора было и сюда когда-нибудь добраться, — Вайзонов задумчиво проводил взглядом незваную гостью, так же задумчиво обернулся. — Ты слышал? Говорят из-за них эпидемия. Прямо-таки настоящий мор косит.
Тихо хлюпала в трубах скрытая от глаз мутная жижа.
— Что за… — он недоумённо и раздражённо развёл руками. — Нет, я не понимаю. Крысы, эпидемии… В каком только веке мы живём?
88
Феликс стоял у стены, пытаясь не слишком теребить манжеты на рукавах и тюльпан-бутоньерку (ещё оторвётся). Скоро идти в актовый зал, и по-прежнему никого даже во всём крыле — любые шаги он бы услышал тотчас же.
Китти, впрочем, как всегда появилась бесшумно, по обыкновению в чёрном, только по случаю праздника накинула красный платок на плечи. Она прошла даже несколько мимо, будто не заметив Феликса, и только там остановилась, напряжённо оглядывая примыкавший коридор.
— Принёс?
— Да.
Китти вернулась назад, быстро приняла у него пачку поддельных грамот и спрятала под жакетом. Со стороны вообще было не понять, что она что-то там держит.
— Все уже в зале, иди к ним, — механическим жестом Китти оправила ему лацканы пиджака. — Что в самом начале?
— Революционный гимн, конечно.
Китти кивнула:
— Ну вот если до конца гимна не приду, считай, что не получилось.
Еды не было. Найденных остатков бензина хватило ещё на полканистры, но похоже, всё, что могло предложить им заброшенное депо — это укрытие. (И ещё старый дисковый телефон — бесполезным бонусом).
Внутри смогло засветиться несколько тусклых лампочек (больше бы, наверно, и помешало: совсем не стоило сейчас привлекать внимание снаружи). Оба автомобиля стояли под навесами, в тени строений, и заметить их случайно было, наверно, сложно. Что вовсе невозможно, никто однако не обещал.
Они невольно затаились, почти даже перестали разговаривать, а если говорили, то шёпотом. В этом шёпоте и сумраке сплелись надежда, что не ищут прицельно, что пройдут мимо невзрачных построек, и опасение заслышать вдруг чужой шум и скрип дверей.
Нашлись снегоход и две пары лыж. Но высовываться сейчас из укрытия казалось немыслимым. Договорились переждать время, что осталось до ночи, и тогда («если до того момента никто не придёт», — сказала Китти) попробовать разведать территорию, парами или поодиночке. Несколько механических часов вразнобой зависло между восемью и девятью.
Иногда казалось — шум машины, но нет, это только свистел ветер. Хотя никто сначала не хотел возиться — им здесь недолго — но всё же пришлось разжечь маленькую местную печку: было холодно, даже если не снимать верхнее.
Вслед снова нависло тягостное молчание, в такт которому кивал тусклый разлитый свет. Видимо, в них оставалось прождать часы.
Сибилла неловко и широко улыбнулась не к месту:
— Я нашла там колоду карт Терры. Если мы никуда не спешим, то можно погадать на ней.
Никто не возразил на это.
Сибилла старательно перетасовала колоду, сняла и отложила около половины карт, себе же взяла верхнюю из оставшейся половины. Затем, снова тщательно перемешав, передала колоду Рамишеву.