Дальний умысел
Шрифт:
– Кто-то все-таки должен отвечать, – сказал Пипер. – Что же, так вот и можно поджигать дома, взрывать лодки и вдобавок надеяться, будто с тебя за это не спросят? А что будет, когда наших тел не найдут на дне залива?
– Подумают, что трупы унесло в море, что их сожрали акулы – вообще что-нибудь да подумают, нам-то какое дело. Перед нами открыта новая жизнь.
– Да уж, нечего сказать, открыта, – не поддавался утешениям Пипер; но Бэби упорно волокла его за руку сквозь лес.
– Навстречу общей судьбе, – весело сказала она. Пипер застонал. Меньше всего на свете он хотел общей судьбы с этой безумной женщиной.
– Переторчим здесь хипеж, – сказала Бэби на жаргоне, который Пипер дотоле слыхал лишь в детективных фильмах.
– А хозяева? – спросил он. – Может, они нам не слишком обрадуются?
– Они не узнают. Хозяева – Ван дер Гугены, они сейчас в кругосветном путешествии. Мы здесь будем как дома.
Пипер снова застонал. После того, что произошло с домом Хатчмейера, это заверение Бэби отнюдь не обнадеживало. Они прошли по лугу; тропка, посыпанная гравием, вела к боковой двери.
– Они всегда оставляют ключи в теплице, – сказала Бэби. – Постой тут, я за ними схожу.
Оставшись один, Пипер неуверенно переминался с ноги на ногу. Вот наконец и случай спастись бегством. Но он этим случаем не воспользовался. Он так долго копировал других авторов, что от собственных поступков просто отвык. Когда Бэби вернулась, Пипер дрожал всем телом: наступила нервическая реакция. Шатаясь, он последовал в дом за нею, и она заперла дверь.
В Хампстеде Френсик встал рано. Завтра «Девство» выйдет из печати, и нынешние воскресные газеты должны встретить его рецензиями. Он поднялся проулком к киоску и закупил по экземпляру каждой, даже «Ньюс оф уорлд», которая рецензий не публиковала, но могла сгодиться в утешение, если рецензии будут плохие или если их, чего доброго, не будет вовсе. Потом, гордясь своей выдержкой, он вернулся к себе, не заглянув ни в одну газету, и занялся завтраком. Тосты и мармелад, а рецензии – в придачу. Он готовил кофе, когда зазвонил телефон и в трубке послышался голос Джефри Коркадила.
– Рецензии видели? – возбужденно спросил он. Френсик сказал, что еще нет.
– Я только-только встал, – сказал он, досадуя, что Джефри лишает его удовольствия прочесть свежим глазом, по-видимому, превосходные отзывы. – Судя по вашему тону, рецензии положительные.
– Положительные? Взахлеб, просто взахлеб. Вот послушайте, как высказывается в «Тайме» Фрида Кормли: «Первая серьезная попытка проломить стену заговора, которая окружает сексуальное табу, столь долго отделявшее юность от зрелости. „Девства ради помедлите о мужчины“ – это в своем роде шедевр».
– Дура недокормленная, – проворчал Френсик.
– Бесподобно, правда? – сказал Джефри.
– Скорее бессмысленно, – отозвался Френсик. – Если «Девство» – первая попытка проломить стену заговора, какого и какую – один бог ведает, то оно не может быть «шедевром в своем роде». Рода-то нет, книжонка уникальная.
– Про это в «Обсервере», – сказал Джефри, не давая себя обескуражить. – Шийла Шельмердайн пишет: «„Девства ради траля-ля“ не только потрясает нас своими недюжинными литературными достоинствами, но и являет собой пример сочувственной озабоченности судьбами престарелых и общественно изолированных людей. Этот уникальный роман пытается приподнять занавес над сторонами жизни, которые слишком долго игнорировались теми,
– По чести, – сказал Френсик, – мне это кажется чушью несусветной, но все равно я рад, что мисс Шийла Шельмердайн соизволила так выразиться. Я всегда говорил, что мы на этой книге не прогадаем.
– Говорили, безусловно говорили, – подтвердил Джефри, – и я готов признать вашу полную правоту.
– Вообще-то еще посмотрим, – сказал Френсик, торопясь пресечь восторги Джефри. – Рецензии рецензиями, но надо, чтоб книга пошла. Это, правда, предвещает хорошие американские тиражи. Все, больше нет?
– Есть довольно пакостная статейка Октавиана Дорра.
– А, это неплохо, – сказал Френсик. – Он обычно пишет по делу, и я люблю его слог.
– Я не люблю, – сказал Джефри. – На мой взгляд, он чересчур вольничает и далеко отходит от книги. Ему за рецензию платят, не за фельетон, и нечего бросаться разными ехидными сравнениями. Впрочем, там есть кой-какие фразочки, годные на суперобложку следующей книги Пипера, а это главное.
– Вот-вот, – сказал Френсик и не без удовольствия развернул «Санди телеграф», – ну что ж, будем теперь уповать на еженедельники.
Он положил трубку, разогрел тосты и уселся читать колонку Октавиана Дорра, озаглавленную «Старческая вседозволенность».
Начиналась она так: «Весьма характерно, что издатели романа Питера Пипера „Девства ради помедлите о мужчины“ напечатали свою первую книгу в царствование Екатерины Великой. Так называемая героиня их новой публикации наделена не лучшими чертами знаменитой русской императрицы: особенно маниакальной приверженностью к молодым мужчинам и страстью к словоизлияниям на сексуальные темы, по меньшей мере прискорбной. Столь же прискорбно, что издатели романа Коркадилы…»
Френсик отлично понял, почему рецензия обозлила Джефри; ему она, напротив, пришлась очень по вкусу. Она была длинная и неприязненная; но как ни доставалось издателям и публике, чей спрос на извращенный эротизм вызывает приток подобных романов на рынок, однако рецензент привлекал к книге внимание. Бичуя извращенный эротизм, мистер Дорр создавал ему рекламу. Френсик дочитал рецензию со вздохом облегчения и взялся за другие газеты. Их похвалы, их неуклюжее состязание в передовых взглядах на половую жизнь, натужное, напыщенное и подловато-заискивающее – все это окружало «Девство» ореолом респектабельности, что и требовалось Френсику. Роман приняли всерьез, и если еженедельники подпоют, то дело в шляпе.
– Главное – значительность, – пробормотал Френсик, начиняя ноздри табаком. – Макулатура с подливой из словесных помоев.
Он откинулся в кресле и соображал, как бы еще поддать жару и обеспечить «Девству» максимальный резонанс. Вот если бы хорошенькую сенсацию на первые полосы…
Глава 14
Между тем все уже было сделано, как на заказ. За Атлантикой, где жили на пять часов позже, сенсационное известие о смерти Пипера только начало расползаться. Хатчмейер тоже расползался на глазах. Он сидел в кабинете шефа полиции, глядел на него мутным взором и в десятый раз повторял свой рассказ, не вызывая ни малейшего доверия. Особенно портили дело пустые канистры.