«Дальше… дальше… дальше!»
Шрифт:
Сталин. Пусть нас тут не запугивают. Мы не из пугливых.
Зиновьев. Я взываю к вашему благоразумию… я заклинаю вас отменить этот процесс… Он бросит на страну пятно небывалого позора. Это будет удар по идее социализма… Если вы так хотите нас убить — убейте без шума, но не заставляйте старых большевиков признаваться в том, что они были бандой убийц. Подумайте только, вы хотите изобразить членов ленинского Политбюро и личных друзей Ленина — да, спорили! да, ругались! но ведь были же близки! — вы хотите изобразить нас беспринципными уголовниками, а нашу большевистскую партию… партию пролетарской революции представить змеиным гнездом предателей и шпионов… Если бы Владимир Ильич был жив, если бы он видел все это… (Не
Каменев. Поймите, если мы, старые большевики, террористы — это значит, мы должны отречься от всех принципов большевизма.
Сталин. Неужели впервой? Возникает законный вопрос: так ли эти люди дорожат своими принципами, своими взглядами, своими убеждениями? Еще никто в истории не перескакивал так легко от одних принципов к другим, никто еще не менял так легко своих взглядов, как эти люди. Со Сталиным — против Троцкого, с Троцким — против Сталина. Если вы так часто отрекались от своих взглядов, так ли тяжело вам будет еще раз отречься? Я думаю, что мы возлагаем на Каменева и Зиновьева не самую тяжелую ношу, во всяком случае, привычную. Сколько воплей, плача и завываний по пустяковому поводу: не раз отрекались, почему бы не отречься еще раз?
Каменев. А вы не допускаете, что мы были с вами до тех пор, пока вы были на ленинских позициях? Что угодный вам принцип личной преданности вместо…
Зиновьев(испуганно). Лев Борисович!
Сталин. Каменев что-то хочет сказать? Мы слушаем. (Каменев молчит.) У нас в Политбюро абсолютно правильно говорят: Каменеву и Зиновьеву спасибо за прошлую успешную работу в партии, за прошлую успешную борьбу с троцкизмом, на которой многие учились. Но беда их в том, что они сами отказались от своего хорошего прошлого. Мы должны сказать, что болели за них, старались всемерно сохранить их у руководства партии, но они сами сделали все, чтобы все прежние дружеские нити были разорваны. Им, видите ли, стало обидно, что не они теперь определяют жизнь партии, не они теперь диктуют партии свою волю, не они теперь, образно говоря, на коне. И вместо того, чтобы смириться, обуздать гордыню, приползти на брюхе с покаянием на устах, они пытались схватить жизнь за фалды, они переметнулись к Троцкому. Что говорил великий Ленин о том, как надо поступать при измене вождей? Я тоже ученик Ленина, и я его мысли понимаю так: либо полная и безоговорочная капитуляция, либо пусть уходят. А не уйдут — вышибем.
Зиновьев. Мы во многом виноваты перед партией, мы не хотим сейчас, на краю могилы, обелять себя. Но у нас и в мыслях быть не могло…
Сталин. А кто говорил про меня на пленуме ЦК: «В какое бы положение ни поставила нас зарвавшаяся клика сталинцев, мы до конца будем бороться против могильщиков революции»? Кто говорил про меня, что наши съезды партии являются высшим торжеством аппаратной механики? Кто сладострастно повторял про меня, что я самая гениальная посредственность нашей партии? Кто говорил про меня на XIV съезде партии: «Я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба»? Я никогда ничего не забываю. Вы пигмеи, возомнившие себе, что спасаете революцию… В 17-м году вы все совершили измену делу революции тоже под флагом ее спасения…
Каменев. В 17-м году вы этого не считали. Это вы выступили против предложения Ленина исключить нас из партии.
Сталин. За это мне и попало от Ленина, и поделом. (Зиновьеву.) Теперь поздно плакать, о чем вы думали, когда вступали на путь борьбы с ЦК. ЦК не раз предупреждал вас, что ваша борьба кончится плачевно. Вы не послушались, а она действительно кончилась плачевно. Даже теперь вам говорят: подчинитесь воле партии — и вам, и всем тем, кого вы завели в болото, будет сохранена жизнь. Но вы опять не хотите слушать. Так что вам остается благодарить только самих себя, если дело закончится еще более плачевно, так скверно, что хуже не бывает.
Каменев. А где гарантия, что нас не обманут еще раз?
Сталин. Гарантия? Какая тут, собственно, может быть гарантия? Это просто смешно! Может быть, вы хотите официального соглашения, заверенного Лигой Наций? Зиновьев и Каменев, очевидно, забывают, что они не на местечковом базаре, где идет торг насчет украденной лошади, а на Политбюро Коммунистической партии большевиков. Если заверения, данные Политбюро, для них недостаточны, — тогда, товарищи, я не знаю, есть ли смысл продолжать с ними разговор. Что? Вот Ворошилов говорит, что, если у Зиновьева и Каменева осталась хоть капля здравого смысла, они должны стать на колени перед товарищем Сталиным за то, что он сохраняет им жизнь. А нет здравого смысла, черт с ними, пусть подыхают! Что скажет нам Зиновьев, есть у него хоть капля здравого смысла?
Зиновьев (после долгого молчания). Есть.
Сталин. Было время, когда Зиновьев и Каменев отличались ясностью мышления и способностью подходить к вопросу диалектически. Сейчас они рассуждают как обыватели. Да, товарищи, как самые отсталые обыватели. Они себе внушили, что мы организуем судебный процесс для того, чтобы их расстрелять. Это просто неумно! Как будто мы не может расстрелять их безо всякого суда, если сочтем нужным. Они забывают три вещи: во-первых, судебный процесс направлен не против них, а против Троцкого, заклятого врага нашей партии… Во-вторых, если мы их не расстреляли, когда они активно боролись против ЦК, то почему мы должны расстрелять их после того, как они помогут ЦК в его борьбе против Троцкого? В-третьих, товарищи также забывают, что мы, большевики, являемся учениками и последователями Ленина и что мы не хотим проливать кровь старых партийцев, какие бы тяжкие грехи по отношению к партии за ними ни числились.
Долгая пауза.
Каменев. Мы согласны. Но мы еще раз хотим уточнить, что никто из оппозиционеров, ни их жены, ни их дети не будут подвергаться преследованиям и впредь за прошлое участие в оппозиции не будут выноситься смертные приговоры.
Сталин. Это само собой понятно.
Каменев. Ради этого мы согласны.
Перемена света.
Свердлов. Сталин, а вы тогда уже знали…
Сталин(яростно). Я всегда знал только одно: все эти Зиновьевы, Каменевы, Бухарины и Рыковы только путались у меня под ногами, хватали за руки и не давали делать то, что завещал нам великий Ленин. А я поклялся у его гроба, и я выполнил свою клятву, что бы вы тут все ни говорили!
Перемена света. Траурный марш.
Сталин. Товарищи! Мы, коммунисты, — люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляют армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин. Не всякому дано быть членом такой партии. Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в такой партии.
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь.
25 лет пестовал товарищ Ленин нашу партию и выпестовал ее как самую крепкую и самую закаленную в мире рабочую партию. В жестоких боях выковала наша партия единство и сплоченность своих рядов. Единством и сплоченностью добилась она победы над врагами рабочего класса.
Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!