«Дальше… дальше… дальше!»
Шрифт:
Ленин(не выдержав). Прекратите! Я не могу больше это слушать!
Мартов. Ирония истории не обошла и твоего дела.
Ленин(собрав силы). Что ж, как говорится, и был вечер, и было утро.
Керенский слушает доклад Полковникова.
Полковников. Все военные училища Петрограда приведены в боевое состояние. Прибывшие из Петергофа юнкера размещены в Зимнем дворце. Перехвачено радио «Авроры» с призывом Военно-революционного комитета действовать осмотрительно, но твердо
Керенский. Осмотрительно…
Полковников. По сообщению Малянтовича местопребывание Ленина установлено. Вот-вот он будет арестован. Исходя из стратегической обстановки считал бы необходимым лишить большевиков свободы маневра, лишить их возможности свободно оперировать пространством всего города.
Керенский. Хорошо. Разводите мосты!
Занавес.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Троцкий(выходит вперед). Нас спрашивают, собираемся ли мы устроить выступление? Это будет зависеть от тех, кто хочет сорвать Всероссийский съезд. Если правительство захочет использовать то короткое время — 24, 48 или 72 часа, которое еще отделяет его от смерти, для того, чтобы напасть на нас, то мы ответим контратакой, на удар — ударом, на железо — сталью!
Правительство Керенского думает, что история делается в салонах и деловых кабинетах, где выскочки-демократы амикошонствуют с титулованными либералами, а вчерашние замухрышки из провинциальных адвокатов учатся наскоро прикладываться к сиятельнейшим ручкам. Дураки! Хвастунишки! Тупицы! История делается в окопах, где охваченный кошмаром военного похмелья солдат всаживает штык в живот офицеру и затем на буфере бежит в родную деревню, чтобы там поднести красного петуха к помещичьей кровле. Вам не по душе это варварство? Не прогневайтесь, отвечает вам история, чем богата, тем и рада. Это только выводы из всего, что предшествовало. Вы воображаете всерьез, что история сегодня делается в Зимнем дворце? Вздор, лепет, фантасмагория, кретинизм! История — да будет вам ведомо! — выбрала на этот раз своей подготовительной лабораторией бывший институт благородных девиц. И отсюда она готовит ликвидацию всей нашей помещичье-буржуазной гнили и похабщины. Сюда, в Смольный институт, стекаются закоптелые делегаты фабрик, серые, корявые и вшивые ходоки окопов, и отсюда они развозят по стране новые вещие слова: «Да здравствует социалистическая революция рабочих и крестьян!» (Отходит в сторону, залу и всем, кто на сцене.) А теперь я хочу заявить протест против явной тенденциозности театра. Пора же, товарищи, рвать со схемами «Краткого курса»! Я неоднократно писал после Октября, что публично объявляемая нами тактика ожидания съезда Советов не что иное, как сознательная дезориентация Керенского, маневр, притупляющий его бдительность, своего рода камуфляж. Устраивать восстание под голым лозунгом захвата власти партией — это одно, а подготовлять и потом осуществить восстание под лозунгом защиты прав съезда Советов — это совсем другое. Неужели это не ясно? Зачем же по-прежнему идти на поводу у сталинской школы фальсификаторов истории?
Мартов. Послушайте, Троцкий, это неправда. Никто тогда из нас, участников этой драмы, ни в Смольном, ни в Зимнем не отдавал себе отчета в происходящем. Всех тащили за собой события. Вы действительно ждали съезда, и у вас были свои резоны. А всю эту теорию камуфляжа вы прочли у нашего Суханова года через два после революции, а потом уже сделали своей. Она понадобилась вам для того, чтобы снять противоречие между вашей позицией и позицией Ленина, который полагал, что ждать съезда — это полный идиотизм. Уверяю вас, если бы съезд собрался не на фоне восстания, — ни мы, ни эсеры со съезда бы не ушли, и большевистские руки не были
Генералы обсуждают дислокацию Лукомского.
Марков. Коллонтай.
Корнилов. Безусловно.
Лукомский. Максим Горький.
Деникин. Мартова туда же и Плеханова.
Корнилов. Бронштейн… Каменев… Сталин… И этот, как его — Иоффе.
Марков. Вообще с большевиками ясно — их надо всех.
Деникин. Их хорошо бы все-таки вытащить на процесс, хотя бы главарей.
Марков. Зачем? Главное — не церемониться и не связывать себе руки юридическими формальностями.
Лукомский. Один процесс мы осилим. Мотивированное и хорошо подготовленное обвинение в шпионаже в пользу Германии — это посильнее, чем просто расстрел. Это политический расстрел.
Корнилов. Вся эта левая, так называемая революционная демократия, — здесь вопроса нет. Страна это встретит с пониманием. Я ставлю другую задачу — надо вызвать состояние шока, паралича, чтобы ни одна мразь не посмела поднять голову. Понимаете — шока! Добьемся мы этого, поставив к стенке Ленина с каким-нибудь рабочим? Никогда. А вот если на фонарных столбах закачаются Родзянки и Милюковы, Струве и Бердяевы…
Марков. Не забудьте Керенского!
Деникин. А вот Струве — это уже перебор.
Корнилов. Не страшен перебор, Антон Иванович, страшен недобор. Мы парализуем всю эту публику только в том случае, если невод наш будет достаточно широк. Я шутить не люблю. Всей этой мыслящей, болтающей, претендующей публике — все наши несчастья от нее! — укорот! Пройдет по Руси конвульсия — считайте, победили. Поймите, я человек совсем не кровожадный, я тоже исхожу из целесообразности. Нам с вами надо Россию спасать. Не мы ее на край могилы поставили, а спасать нам.
Лукомский. Только в случае конвульсии мы сможем реализовать наш план стройной системы военной диктатуры. Все население формируется в три армии — на фронте, на транспорте и на заводах в тылу. Советы разгоняются, все массовые организации, профсоюзы распускаются, печать, за исключением нашей, ликвидируется…
Деникин. Ну зачем же, мы все же Европа. Достаточно жесткой цензуры.
Лукомский. Согласен. Все партии будут распущены. Вся общественная деятельность — через новую политическую партию во главе с Корниловым.
Деникин. Тоже не уверен. Нам стоит делать вид, что мы в тени. Мы — генералы, люди дела. Болтающих людей для партии мы всегда найдем.
Марков(смеется). Оставим кого-нибудь на разживу…
Корнилов. Добавьте немедленное расформирование и фильтрацию всех революционизированных частей. Для солдат этих частей — концлагеря с самым суровым режимом и уменьшенным питанием. Режим военно-полевых судов и смертная казнь для гражданских лиц по всей стране. Ни Петрограду, ни Москве я не верю. Пусть там сначала поработают казачки.
Лукомский. Проблема будущего государственного устройства?
Марков. Исходя из исторической традиции, характера нашего мужика, его привычек — ему нужен один. Монархия и только монархия.
Лукомский. Царя лучше посадить на 5 лет позже, чем на 5 минут раньше.
Деникин. Я бы не предрешал. Нам сначала надо въехать в Зимний. Но и потом я не стал бы отказываться от военной диктатуры.
Лукомский. А Учредительное собрание?