Дальше в лес…
Шрифт:
— В Город, — отрезал я.
— В Город — другое дело, в Город я пойду, тем более, говорят, что никакого Города вообще и нету, а врет о нем этот старый пень — придет утром, половину горшка выест и начинает, шерсть на носу, плести: то нельзя, это нельзя… Я его спрашиваю: а кто ты такой, чтобы мне объяснять, что мне нельзя, а что можно, шерсть на носу? Не говорит, сам не знает, про Город какой-то бормочет…
— Выходим послезавтра, — сказал я. — Там и разберемся.
— А чего ждать? — возмутился Кулак. — Почему это послезавтра? У меня в доме ночевать невозможно, закваска смердит, пошли
«А ведь прав Кулак, где б у него шерсть ни была, — подумал я, — Вот мне каждый день с утра как дадут по ушам, так я никуда двинуться и не могу ни завтра, ни послезавтра… Может, и правда сегодня?.. А как же те из Выселок? И Колченога настроил…»
— Старуха же ругается, житья нет, шерсть на носу! Слушай, Молчун, давай старуху мою возьмем, может, ее воры отберут, я бы отдал, а?
«Может, его и Колченогова дочь достала, вот он ее и отдал?»
— Послезавтра выходим, — терпеливо продолжил я свою линию. — И ты молодец, что закваски приготовил много…
На поле вдруг закричали.
— Мертвяки! Мертвяки! — заорал и Староста. — Женщины, домой! Домой бегите!
Между деревьями на самом краю поля стояли мертвяки: двое синих совсем близко и один желтый поодаль. Головы их с круглыми дырами глаз и с черной трещиной на месте рта медленно поворачивались из стороны в сторону, огромные руки плетьми висели вдоль тела. Земля под их ступнями уже курилась, белые струйки пара мешались с сизым дымком.
Мертвяки эти видали виды и поэтому держались крайне осторожно. У желтого весь правый бок был изъеден травобоем, а оба синих сплошь обросли лишаями ожогов от бродила. Местами шкура на них отмерла, полопалась и свисала лохмотьями.
Вроде и похожи на моего скакового мертвяка, с которым я сначала фехтовал (Ух! Какое слово нелесное! Зело оно мне нравится!), но и не похожи одновременно: тот явно был оболтус свежеиспеченный, а эти — калачи тертые… И повадки совсем разные. И цветом рядом с моим розовеньким совсем не смотрелись.
Пока они стояли и присматривались, женщины с визгом убежали в деревню, а мужики, угрожающе и многословно бормоча, сбились в толпу с горшками травобоя наготове.
А я словно бы руководил ими про себя.
— Чего стоим, спрашивается? — повторил мои невысказанные слова Староста. — Пошли, чего стоять!
И все неторопливо двинулись на мертвяков, рассыпаясь в цепь.
— В глаза! — покрикивал Староста. — Старайтесь в глаза им плеснуть! В глаза бы попасть хорошо, а иначе толку мало, если не в глаза…
Им хорошо — у них много горшков травобоя, а у меня одна баклажка только была, хотя я поначалу не собирался его убивать, я на нем в Город хотел поскакать. К Хозяевам его.
— Гу-гу-гу! — пугала цепь незваных злыдней. — А ну, пошли отсюда! А-га-га-га-га!
Вперед никто не высовывался.
Кулак шел рядом со мной (или я рядом с ним?) и, выдирая из бороды засохшую грязь, кричал громче других, а между криками рассуждал:
— Да не-ет, зря идем, шерсть на носу, не устоят они, сейчас побегут… Разве это мертвяки? Драные какие-то, где им устоять… Гу-гу-гу-у! Вы!.. Вот твой мертвяк, Молчун, был настоящий боевой мертвяк! Такой мог, если озлится, всю нашу деревню разогнать, потому что глупый еще. Не ученый, а ты его один положил! Герой ты, Молчун, но дурак. Зачем было обжигаться? Но зато Нава теперь за тебя горой. Она тебя и раньше на руках носила, вонь твою болезную терпела, а теперь вся аж светится, когда на тебя глядит, будто солнышко утреннее на цветочек… Любят девки, когда мужик за них жизнь готов отдать, здоровьем пожертвовать! Если жив останется, потом заедят поедом за то, что здоровье не берег, но будут выхаживать и любить больше целого да чужого. Эх, шерсть на носу, повезло тебе, Молчун!
В этом вопросе я был с ним совершенно согласен: другого такого сокровища в этой деревне не было. И это сокровище — мое! Я был горд, но ведь и соответствовать надо. Вот разберусь, что к чему…
Подойдя к мертвякам шагов на двадцать, люди остановились. Кулак бросил в желтого ком земли, тот с необычайным проворством выбросил вперед широкую ладонь и отбил ком в сторону.
— Ишь какой шустрый, — хмыкнул Кулак.
Все снова загугукали и затопали ногами, некоторые показывали мертвякам горшки и делали угрожающие движения. Травобоя было жалко, и никому не хотелось потом тащиться в деревню за новым бродилом, мертвяки были битые, осторожные — должно было обойтись и так.
И обошлось. Пар и дым из-под ног мертвяков пошел гуще, мертвяки попятились. «Ну все, — сказали в цепи, — не устояли, сейчас вывернутся…»
Мертвяки неуловимо изменились, словно повернулись внутри собственной шкуры. Не стало видно ни глаз, ни рта — они стояли спиной. Через секунду они уже уходили, мелькая между деревьями. Там, где они только что стояли, медленно оседало облако пара.
А за секунду до того эта же картина растаяла перед моим внутренним взором.
— На площадь ступайте, на площадь… — повторял каждому Староста. — На площади собрание будет, так что идти надо на площадь…
Я поискал глазами Хвоста, но Хвоста в толпе что-то не было видно. Пропал куда-то Хвост. Кулак, трусивший рядом, воодушевленно бубнил:
— А помнишь, Молчун, как ты на мертвяка прыгал?.. Зачем же ты на него прыгал, Молчун? Один вот так на мертвяка прыгал-прыгал, слупили с него кожу на пузе, больше теперь не прыгает, шерсть на носу, и детям прыгать закажет, если детей сделать сможет…
— Я завтра с утра на Выселки иду, — прервал я наизусть знакомое мне словоизвержение. — Вернусь только вечером, днем меня не будет. Ты повидай Колченога и напомни ему про послезавтра. Я напоминал и еще напоминать буду, но и ты тоже напомни, а то еще убредет куда-нибудь…
— Напомню, — пообещал Кулак. — Я ему так напомню, что последнюю ногу отломаю.
На собрание мне идти не хотелось: все собрания проходили одинаково и всякий раз скучно и непонятно о чем. Но мне нужен был Хвост. Пришлось идти. Хотя меня подмывало быстро убежать куда-нибудь подальше, а потом попросить Наву пересказать мне, что на собрании было: интересно же, что они станут говорить, если я им не продиктую мысленно. С другой стороны, кто меня знает, с какого расстояния я им диктовать могу. Это ж опыты проводить надо, а мне не до опытов — в Город надо, сразу во всем разобраться.