Дама с единорогом
Шрифт:
— Но почему они должны ему поверить?
— Потому, что он будет говорить очень правдиво, и я ручаюсь, что он не проговориться даже под пыткой.
— И где же будет засада?
— Не беспокойся, я найду подходящее местечко.
— А от нас что требуется?
— Сидеть там и молчать! Потом окружите этих собак и перебьете всех до одного. Всех до одного, слышишь! — крикнул Роланд. Он встал, облокотившись сжатыми кулаками о стол. — Всех, без разбора и пощады! Мне же нужна их кровь.
— Конечно, Роу. Собакам —
Наутро граф показал Гвайну место будущей засады. Это был небольшой лесок, тянувшийся по склону холма.
Норинстан указал на одно из деревьев:
— Надруби ветку, но не до конца: она должна вовремя упасть к ногам врага и посеять в его рядах панику. Когда королевский отряд окажется на опушке, мой слуга свистнет. Мы перережем их, как кур.
— До чего ж ты хитёр, Роу! И когда ж мы захлопнем ловушку?
— Я тебе скажу, а пока сиди тихо и собирай людей.
Проводив Гвайна, Роланд вернулся в трактир. После вчерашнего у него слегка побаливала голова, так что пришлось выпить несколько кружек, чтобы привести мысли в порядок.
— Оливер спрашивает, понадобится ли он Вам сегодня? — Перед графом в подобострастной позе замер Вилекин, один из его многочисленных слуг.
— Нет, может катиться ко всем чертям, — пробормотал Норинстан. — А вот ты останься, у меня есть для тебя поручение.
Вилекин был толковым парнем, побочным сыном какого-то фохта и миловидной крестьянки; он поступил на службу к графу лет семь назад, так что ему можно было доверять.
— Завтра, переодевшись грязным вилланом, поедешь в лагерь Оснея, — наставлял его Норинстан. — Изобрази на своей роже самую плачевную мину, на которую только способен. Кто бы тебя ни спрашивал, отвечай, что ты виллан, деревню которого сожгли валлийцы. Невзначай намекни, будто знаешь, где их найти. Сделаешь все, как надо, — получишь хорошее вознаграждение.
Убедившись, что Вилекин знает свою историю назубок, Роланд послал гонца к Гвайну.
— Ну вот, если Бог справедлив, оба долга скоро будут оплачены сполна, — со злорадством подумал он.
Артур в нетерпении мерил шагами шатер. Гордон всё не возвращался, и это начинало его волновать. Уж не прикорнул ли он под крылом Бидди? Леменор скрипнул зубами. Ну и получит же от него новоиспечённый оруженосец, он у него надолго запомнит, как заводить шашни с чужими женщинами! И это тот сопляк, которому он доверял, которого собирался сделать своим доверенным лицом, облагодетельствовал… Ничего, Гордон Форрестер, ты получишь по заслугам, паршивец!
В шатер робко заглянул Эдвин, замялся у входа.
— Ну, они вернулись? — набросился на него баннерет.
— Нет, сеньор. Тут только какой-то мальчишка… Он говорит, что его послала Бидди.
— А где она сама? Где мой племянник?
— Ви… висит, сеньор, — с трудом выдавил из себя оруженосец. — Вы лучше этого парня расспросите.
Леменор
— Что с моим племянником? — бушевал он. — Где он, скотина?!
— Убили его, сеньор, валлийцы убили. Я его не видал, но Бидди говорит, что живого места не осталось.
— Как убили? Где убили?
— В овраге, у речки.
Откуда ж ему было знать, что там будут валлийцы! Нет, Артур Леменор, надо было думать, а Вы… Оттолкнув парня, Артур бросился к лошадям.
— Седлать коней! Все сюда! — в бешенстве кричал он.
Видя, что некоторые солдаты, по его мнению, не слишком проворны, баннерет подгонял их ударами хлыста, оглашая воздух угрозами и обещаниями не оставить кровь Гордона Форрестера не отмщённой.
К месту трагедии, сбивчиво указанному рыдающей Бригиттой, отряд примчался на запалённых лошадях. Тела Грэма и Гордона по-прежнему находились в том же положении, как их нашли: местные жители боялись к ним приближаться. Правда Бидди горячо заверяла, что уже договорилась со священником об отпевании.
У тела племянника баннерет был немногословен, сказав лишь:
— Жалко парня! А подавал такие надежды…
Перерезав верёвки, Артур поручил слугам отвезти тела в дом тётки Бригитты, чтобы обмыть и подготовить к похоронам, и с оставшимися людьми направился к злосчастной деревне, возле которой валлийцы поили лошадей. Ему хотелось мести.
Деревня медленно засыпала. Последние нерадивые хозяйки додаивали коров, загоняли скотину на ночь. Собравшись возле костра на околице, полуночничала молодёжь. Лениво переговаривались собаки.
И тут темноту озарило зарево пожара.
— Ой, это у старой Магды горит! — закричало сразу несколько голосов. Пожар — общее горе, и, позабыв о сне и недоделанных делах, крестьяне повыскакивали из домов. В одних рубашках, босиком, они неслись к Магде, чтобы сбить пламя, не дать ему перекинуться на соседние постройки. И тут занялось с другой стороны, занялось быстро, словно от поджога.
Женщины заголосили, заметались по избам, будя детей, вытаскивая на улицу самое ценное.
Сопровождаемые языками пламени, в деревню ворвались всадники. Они поджигали дома, убивали скотину, войдя в раж, врывались в ещё не охваченные огнём жилища, переворачивали их вверх дном, забирая всё, что имело хоть какую-нибудь ценность.
Забыв о пожаре, мужчины бросились спасать своё имущество. Конница сметала их; отчаянные храбрецы гибли под копытами лошадей, падали, пронзённые пиками, сражённые боевыми топорами, длинными ножами.
— Без пощады! — кричал Леменор, размахивая окровавленным оружием. Нет, он не опускался до того, чтобы рыскать по дворам в поисках новых жертв, он убивал только тех, кто осмеливался встать на его пути, убивал брезгливо, как и положено рыцарю убивать крестьян.