Дама с элементами безумия
Шрифт:
– Прости... Вера Иннокентьевна, очень вас прошу отменить встречу с новым кавалером и пойти со мной в ресторан, - скороговоркой произнес он.
– С чего вдруг появилась такая настойчивость?!
– с чувством, смахивающим на оскорбленное самолюбие, высказалась Вера, мысленно подсчитывая, сколько у нее осталось денег до зарплаты, хватит ли их на быстрое преображение? По подсчетам выходило совсем мало, едва дотянет до получки, а еще продукты надо купить.
Фидель вежливо промолчал. Представил ей право делать самостоятельные выводы.
А Вере хотелось признаний. Хотелось жалоб от бывшего мужа - мне там, у другой, у мымры, очень плохо. Мне, вообще, худо без тебя, любимая, ненаглядная.
А раз он трусовато промолчал, то у Верочки возникло объяснимое желание наговорить Фиделю разных обидных слов. Как он ей перед расставанием. И кончить всё разом. И пусть не звонит, не дергает за веревочки. Пусть знает - все кончено. И пусть живет с молодой мымрой, пресмыкается перед ней. Почувствует разницу.
Опять стало больно и обидно. Ее можно бросить, ей можно позвонить в любое время и пригласить в ресторан. Что будут праздновать? Скорее, устраивать поминки по прошлой жизни, пролетевшей как один день. В той жизни Веру все устраивало. А Фиделя, как оказалось, не все.
Или есть надежда вернуть прошлую жизнь? А будет ли она прежней? Между ними всегда будет стоять молодая мымра. Доверие исчезнет. Появилась одна мымра, появится и другая.
Или стоит попробовать?
Вера решила взять тайм-аут. Осмыслить, принять... правильное решение.
– Федя, мне надо подумать. Я перезвоню.
– Буду жда...
Прервав переговоры на полуслове, вслух заявила, пусть не сделала открытие, но точно совершила переворот в своей жизни:
– Лучше быть голодной, чем носить облезлое тряпье и иметь неухоженную внешность! Вот так-то... Сейчас же ему позвоню, дам согласие, приведу себя в божеский вид, чтобы он увидел и понял кого потерял!
Перезвонила Феде и согласилась пойти с ним в ресторан.
Федя сделал вид, что нисколько в этом не сомневался. И съязвил:
– Надеюсь, ты не будешь устраивать в ресторане сцен ревности?
– Если ты будешь ставить мне условия, я вообще никуда не пойду! Больно надо!
– Я не ставлю никаких условий... Но я хорошо тебя знаю.
– По-моему у тебя память отшибло, когда ты ушел к другой. Я никогда... Если бы я... Ой, ладно, чего уж теперь! У тебя, Феденька, своя жизнь, у меня своя. Будем вести себя как цивилизованные люди - не устраивать никаких сцен. И не говорить о прошлом: что было, то быльем поросло.
– А мне иногда хочется... вспомнить прошлое, - неожиданно признался Попугаев. - Я часто вспоминаю смешные моменты. Это сейчас они кажутся смешными, а тогда... Помнишь, однажды я тебе подарил колечко. Неожиданно получил премию, шел мимо ювелирного и купил тебе кольцо, "на глазок". Кольцо пришлось тебе по размеру. И нет бы тебе порадоваться подарку, спасибо сказать, а ты целый вечер доставала меня вопросами: "Что случилось", "проштрафился?", "ты мне изменил?"
– Помню. А ты молчал и хмурился. Жалел, что купил жене в подарок кольцо без всякой причины?
– Жалел, что не купил сковородку, - усмехнулся Федя.
– А ты тогда... точно не проштрафился?
– Ох, женщины... Не проштрафился. Я тебе никогда не изменял... До тех пор, пока не встретил Стасю.
У Веры потемнело в глазах. У нее всегда темнело в глазах, когда слышала имя разлучницы - Станислава.
Очень хотелось сказать всё, что она о ней думает, но желание увидеть Фиделя, пойти с ним в ресторан пересилило и отрезвило...
Эйфория от грядущего свидания быстро прошла, едва Вера вновь взглянула на себя в зеркало.
– И никакие ухищрения тебе не помогут, - "успокоила" она свое безликое отражение.
– Увидит меня Федька и ужаснется. Подумает: зачем я ее пригласил в ресторан? Рассчитывал, что былые чувства вернутся, а увидел и... Если позвонил, предложил встретиться, то еще не все потеряно. Надежда умирает последней... Надежда умирает последней...
– Вера выводила несколько раз фразу на лично сочиненные мотивы, заряжая себя бойцовской энергией.
Промаршировав по квартире с речевкой, Вера Попугаева вновь застыла перед зеркалом.
Можно преобразиться внешне, но что делать с грустным взглядом брошенной женщины? - призадумалась она.
– Постоянная жалость к себе, несчастной женщине, которую никто не любит, заполнила меня всю, до краев. Как избавиться от жалости к себе, несчастливице?
Вера знала, как избавиться от жалости к себе, никому не нужной женщине. Информацию почерпнула из недавнего сюжета, из "телевизора".
Для претворения полученной информации в жизнь, нашла ненужную картонку, вывела на ней толстым синим маркером "Обними меня", полюбовалась на свою работу и быстро начала переодеваться для выхода на улицу. Напялила свою привычную одежду - немодные джинсы и матросскую футболку - в поперечную полоску, взяла картонку с надписью и шагнула через порог. Уже на лестничной площадке замешкалась - что о ней люди подумают?
Начихать, пусть что хотят, то и думают. Захотят обниматься - отлично, не захотят - плакать не будет...
Прелестное июньское утро выходного дня располагало к прогулкам по тенистому парку, к работе на садовом участке или к принятию солнечных ванн на берегу водоема.
Потому во дворе людей не наблюдалось. Так поначалу показалось Верочке, ослепленной на крыльце ярким солнцем. Но перемахнув ступеньки и отойдя от крыльца несколько шагов, она оказалась под сенью старых тополей, почти расставшихся с "седыми волосами" - тополиным пухом, и заметила колоритную личность, восседающую на скамейке с праздным видом. Личность Верочке была незнакома. Она рассчитывала прошмыгнуть мимо, чтобы не отвлекать личность от философских мыслей и созерцания клумбы с цветущим на ней великолепием, но личность при ее приближении вскинула голову и удивленно сложила брови в виде разводных питерских мостов на середине пути.
– Погоди-ка!
– приказала колоритная личность и поднялась со скамейки.
Вера подчинилась приказу. И пусть личность не показалась ей привлекательной с первого взгляда, но раз решила обниматься со всеми, значит, обнимайся!
Мужчина сграбастал ее в охапку, обдав запахом вчерашнего перегара. Вера стойко приняла объятия, даже нашла силы для вежливой улыбки. При ближайшем рассмотрении она поняла, что мужчине не больше тридцати пяти, плюс-минус. Назвать его пропойцей было нельзя. Одежду не сию минуту достали из стиральной машинки и не сразу пустили под утюг. Вероятнее всего - достали, но под утюг не пустили. Стильненько, подчеркнуто-пренебрежительно. Одежда колоритной личности была дорогой и модной - не то, что у самой Веры с ее допотопными джинсами: на нем тоже были джинсы - ее джинсам рознь, хлопковая рубашка, сильно "жеванная", но не замызганная, на босых ногах - кожаные сандалии, естественно, не на вещевом рынке купленные.