Дама в черном

Леру Гастон

— Он еще дышал. Я сам это слышал.

— Тогда это был не труп, Бернье.

— Ну или почти труп. Подумайте только, господин Рультабиль, пуля попала ему в сердце.

Теперь Бернье должен был рассказать нам и о погибшем. Видел ли он его? Как он выглядел? Хотя казалось, что для Рультабиля это не так уж и важно. Репортер был занят только одним: как этот человек мог туда попасть, чтобы его убили. Однако Бернье мало что мог добавить. Все произошло очень быстро, а он ведь находился за дверью. Бернье рассказал, что был у себя и уже собирался лечь спать, как вдруг они с женой услышали сильный шум из комнаты господина Дарзака. Это был грохот опрокидываемой

мебели и удары в стены.

— Что там происходит? — спросила матушка Бернье.

И тотчас же они услышали голос господина Дарзака:

— На помощь!

Мы у себя в Новом замке этого крика не слышали. Несчастная Бернье едва не потеряла сознание от страха, а он сам бросился к комнате господина Дарзака, стал трясти дверь и кричать, чтобы ее открыли. Борьба в комнате на полу продолжалась. Он слышал прерывистое дыхание двух человек и узнал голос Ларсана, прохрипевший:

— Сейчас я до тебя доберусь!

Затем, чуть слышно, господин Дарзак позвал на помощь жену:

— Матильда!

Было ясно, что он ослабевает в борьбе с Ларсаном, как вдруг раздался выстрел и спас его. Этот револьверный выстрел испугал Бернье меньше, чем раздавшийся почти одновременно крик. Можно было предположить, что закричавшая госпожа Дарзак смертельно ранена.

Бернье не мог объяснить себе ее поведение. Почему она не открыла дверь, когда он поспешил к ним на помощь? Почему не оттолкнула задвижку? Наконец, почти сразу же после выстрела дверь, в которую продолжал колотить Бернье, распахнулась. Комната была погружена в темноту. Это его не удивило, так как проблеск свечи, который он заметил под дверью во время борьбы, внезапно погас, одновременно послышался и грохот упавшего подсвечника. Дверь открыла госпожа Дарзак, а ее муж склонялся над умирающим. Бернье крикнул жене, чтобы она принесла лампу, но госпожа Дарзак воскликнула:

— Нет, нет! Не надо света! И главное, чтобы он ничего не узнал.

Но тотчас же она бросилась к башенной двери с криком:

— Он идет! Я это слышу. Откройте дверь, Бернье, я сама его встречу.

Пока папаша Бернье открывал дверь, она без конца повторяла:

— Спрячьтесь, уходите, только бы он ничего не узнал!

— Вы влетели, как ураган, господин Рультабиль, продолжал Бернье, — она увлекла вас в гостиную Старого Боба, и вы ничего не увидели. Я остался с господином Дарзаком. Человек на полу перестал хрипеть, и тогда, не поднимаясь, господин Дарзак приказал мне:

— Принесите мешок и камень, Бернье. Мы бросим его в море, и все будет кончено навсегда.

Тогда-то я подумал о мешке из-под картофеля. Так как жена уже успела подобрать картофель с пола, то я снова опорожнил мешок и принес в комнату. Мы старались производить как можно меньше шума. В это время госпожа Дарзак занимала вас разговорами в гостиной Старого Боба, а господин Сэнклер расспрашивал мою жену в привратницкой. Стараясь не шуметь, мы уложили тело в мешок, и господин Дарзак завязал его шнурком.

— Мой вам совет, не бросайте мешок в воду, — сказал я, — здесь слишком мелко. Бывают дни, когда море очень прозрачно, и на дне можно различить каждый камень.

— Что же делать? — спросил господин Дарзак тихо.

— Честное слово, не знаю, — ответил я, — я сделал все, что мог для вас и для госпожи, чтобы избавиться от этого бандита Ларсана. Но больше ни о чем меня не просите, и да поможет вам Бог!

Я вернулся к себе и встретил в привратницкой вас, господин Сэнклер. А затем вы, по просьбе господина Дарзака, присоединились к господину Рультабилю. Что касается моей

жены, то она едва не упала в обморок, увидев окровавленного господина Дарзака, да и меня тоже. Видите, мои руки и сейчас еще красны от крови. Ладно, что все так обошлось. Но мы выполнили наш долг, ведь это был отпетый бандит. Только знаете что? Подобные дела никогда нельзя скрыть навсегда. Лучше было бы все рассказать правосудию. Конечно, я обещал молчать и буду молчать, сколько смогу. Но я рад, что облегчил перед вами свою душу, ведь вы друзья господина и госпожи Дарзак, не так ли? Друзья, которые могут их убедить послушаться разумного совета. Почему они это скрывают? Разве это не великая честь — убить Ларсана? Простите, что я еще раз произношу это имя. Разве это не заслуга — освободить от него весь мир? Госпожа Дарзак пообещала мне целое состояние, если я буду молчать, но мне ничего не надо. Пусть она лучше заговорит. Чего она может бояться? Я ее об этом спросил, когда вы ушли, пообещав, что пойдете спать, и мы остались с трупом одни в Четырехугольной башне.

— Объявите же всем, что вы его убили, — сказал я, — и весь мир будет вас благословлять.

— И так уже было чересчур много шума, Бернье, — ответила она, — я бы хотела все это скрыть, если возможно. Мой отец не выдержит нового скандала.

Я ничего ей не ответил, хотя и очень желал бы сказать:

— Об этом деле все равно узнают да еще и присочинят кучу некрасивых небылиц. Этого ваш бедный батюшка уж точно не выдержит.

Но она требует, чтобы все молчали. Что ж, будем молчать.

Бернье направился к двери.

— Надо пойти смыть кровь этого негодяя, — сказал он, показывая свои руки.

— А что говорил господин Дарзак? Каково его мнение? — остановил привратника Рультабиль.

— Он только и повторял: — Все, что делает госпожа Дарзак, — это хорошо. Ей надо повиноваться, Бернье.

Его пиджак был порван, а шея слегка поцарапана, но он не обращал на это внимания. Он думал только о том, каким образом этот негодяй мог к нему проникнуть.

— Когда я вошел в комнату, там никого не было, и я сразу же запер дверь на задвижку! — вот первые его слова.

— Где это было сказано?

— В привратницкой, перед моей женой. Она все еще была оглушена происходящим, бедняжка.

— А труп? Где он был в это время?

— Оставался в комнате господина Дарзака.

— И что же они надумали? Как решили избавиться от него?

— Точно не знаю. Во всяком случае, госпожа Дарзак мне сказала: «Бернье, я прошу вас о последней услуге. Пойдите в конюшню и запрягите Тоби в английский шарабан. Вальтера не будите. Если он все-таки проснется и потребует объяснений, то вы ему скажете, так же как и Маттони, который сейчас дежурит у арки, что это для господина Дарзака. Он собирается в Альпы и сегодня утром в четыре часа должен быть в Кастеляре».

Затем она добавила: «Если увидите господина Сэнклера, то ничего ему не говорите, но приведите ко мне, а если встретите Рультабиля — ничего не говорите и ничего не делайте».

Госпожа Дарзак разрешила мне выйти только после того, как ваше окно закрылось, и свет в нем погас. И потом, этот труп! Мы думали, что человек уже мертв, но вдруг раздался такой стон! Остальное вы видели и знаете не хуже меня. Храни же нас Бог!

Когда Бернье закончил рассказывать, Рультабиль искренне поблагодарил его за преданность хозяевам, но рекомендовал в дальнейшем величайшую сдержанность и приказал ничего не говорить Даме в черном об этом допросе. В заключение он извинился перед Бернье за резкость.