Дамир. Любой ценой
Шрифт:
– Спрашивай.
– Я бы хотел официально признать отцовство Саши. Это возможно?
Я немного отстраняюсь. Широко улыбнувшись, заглядываю в глаза цвета виски и качаю головой. Дамир ничего не понимает, изгибая брови.
– Да? Нет? – щурится Шагаев.
Я тянусь к мужскому лицу и, обхватив его двумя ладонями, глажу сверху вниз.
Мой. Любимый. Родной.
– Конечно, да! – восклицаю.
– Иншаллах, я думал, ты скажешь «нет».
– Глупости, – фыркаю я. – Ты же его родной
– О, ты многое можешь, – тянет Дамир, сгребая меня в охапку и усаживая к себе на колени.
Крышесносный поцелуй сводит нас с ума. Я выдыхаю в губы мужчины первый стон и замираю, предвкушая всё, что последует потом. Как я и предполагала, Дамир уводит нас в другую комнату и там все повторяется сначала. Ласки любимого мужчины сводят меня с ума, подбрасывают до небес, заставляя забыть обо всем, что было до него.
Нет! Ничего не было. Есть только он и наше «новое» начало (неважно, какое по счету).
* * *
Утром я просыпаюсь от звука приближающихся шагов и бодрящего кофейного аромата. Тру сонные глаза и растягиваю губы в широкой улыбке. В это трудно поверить, но передо мной стоит Дамир, держа в руках небольшой пластиковый поднос.
Я веду бровью. Дамир и кухня? Серьезно?
Он, будто прочитав мои мысли, двигается к кровати и, присев на её край, ставит на журнальный столик поднос.
– Доброе утро, – произносит Шагаев, игриво подмигнув. – Кофе? Омлет?
– Омлет? Серьезно? Ты умеешь готовить?
– Сам в шоке, – усмехается Дамир и передаёт мне фарфоровую чашку. – Ещё я сварил молочную кашу для Саньки. Надеюсь, она съедобная.
На меня накатывает прилив нежности и я, поддавшись порыву, целую Дамира в щеку.
– Я люблю тебя. Очень сильно, – произношу, не задумываясь.
– Люблю сильнее, – отвечает он и хочет добавить что-то еще, но вдруг просыпается Санька и смотрит на нас с Дамиром хмурым взглядом.
– Доброе утро, цветочек, – обращаюсь к сыну.
– Привет, – говорит Дамир и тянет руку вперёд, но Санька, насупившись, не отвечает на рукопожатие.
Эта сцена – удар под дых. Я, поставив чашку на стол, жадно глотаю воздух, но вовремя взяв себя в руки, пытаюсь разрядить обстановку:
– Сыночек, а ты почему без настроения? Приснилось что-то плохое?
Санька открывает рот, но тут же передумывает говорить и демонстративно отворачивается в сторону.
Мы с Дамиром переглядываемся. Шагаев пожимает плечами, мол, сыну нужно время привыкнуть, а я… Злюсь, в первую очередь, на себя!
– Я хочу домой. К папе! – восклицает Санька. – Мне здесь не нравится.
– Сынок, мы уже говорили с тобой на эту тему. Помнишь?
Санька поворачивается
– Мама, ты больше не любишь папу? Почему тебя целует он? – сынок указывает на Дамира, явно выказывая неприязнь.
– Сань, давай ты не будешь расстраивать маму? – в диалог встревает Дамир.
Я не сразу понимаю, в какой момент у моего ребенка лопается терпение. Он вскакивает с кровати и бежит из комнаты прочь.
– Мир, не нужно было так с ним, – я поджимаю губы, но не злюсь.
– Дин, он – мальчик, поэтому позволь мне принимать участие в его воспитании. Я тебя ни в чем не обвиняю, но Санька избалованный, ты сама это знаешь.
– Знаю, – грустно вздыхаю я. Даже знаю, кто его избаловал, но молчу. Зачем теперь?
* * *
Через несколько дней мы покидаем дачу. Дамиру наконец-то удается раздобыть новые документы и снять квартиру в одном небольшом городке, подальше от нашего мегаполиса.
Я ничего не спрашиваю, хотя в голове крутится слишком много вопросов: что с его женой и ребенком, что с моим мужем, что мы будем делать дальше, к примеру, через год.
– Дин, спрашивай. Вижу, что хочешь, – обращается ко мне Дамир, когда мы едем в машине по неизвестной мне дороге.
Я оборачиваюсь, чтобы бросить беглый взгляд на заднее сиденье, и увидев спящего Саньку, возвращаю взор на Дамира.
– Ты виделся с ним? – мой голос дрожит, а сердце громко стучит.
– Да, – кивает Дамир, не отрывая взгляд от дороги.
– Как он? Спрашивал обо мне?
Дамир резко поворачивает голову вправо.
– Дин, я не понял. Ты обо всем жалеешь?
– Нет, конечно же, нет, – я в спешке кладу ладонь на колено Дамира и глажу его. – Я люблю только тебя и ни о чем не жалею.
– Угу, – кивает Дамир. – Но интересуешься, как он там бедненький без тебя, – цедит сквозь зубы.
– Конечно, интересуюсь. Это нормально, разве нет? Он мне не чужой человек, и я многим обязана ему. Мне небезразлична его судьба, чтобы ты не говорил!
Дамир вспыхивает от злости и, прижавшись к обочине, останавливает автомобиль.
– Выходи, – сверлит гневным взглядом, и я вздрагиваю.
Разозлила? Да не хотела же, честное слово! Просто мысли о Фатхетдинове не дают мне покоя. Я беспокоюсь, чтобы он ничего не сделал с собой или с кем-то другим.
– Диана! – повторяет Дамир. – На выход.
Я нехотя тянусь к дверце и, распахнув ее настежь, выхожу на улицу. Дамир, облокотившись бедрами на капот машины, чиркает колёсиком зажигалки. Я молча выхватываю из его губ сигарету и бросаю на землю.