Дамы любят погорячее (сборник)
Шрифт:
— Отлично, — обрадовался он, — тогда что ж, записывайте адрес.
Я принялась писать, а в дверях комнаты показался Валерка с кружкой кофе: он смотрел на меня с убийственной улыбочкой и качал головой, да при этом еще умудрялся двигать бровями. Выглядело это более чем комично, и я отвела глаза, чтобы не засмеяться.
— Да, спасибо, — сдерживая улыбку, проговорила я. — Я все поняла, примерно через час мы приедем. Да, с моим ассистентом. — Валерка поднял брови еще выше и вытаращил глаза: его гримаса, по-видимому, должна была изображать благородное возмущение.
Я положила трубку и сказала, хохотнув:
— Если бы ты себя видел!
— А если бы ты себя слышала! — ответил Валерка. — Врешь ты неподражаемо! И откуда только научилась?
— А я от природы такая даровитая! — откликнулась я.
— Ладно, пошли, не хочу сейчас встречаться с мужем.
Я надела свитер, заставив Валерку прежде сполоснуть свою кружку и вымыть пепельницу, а затем проветрить кухню.
— Что, не хочешь, чтобы он обнаружил следы присутствия постороннего мужчины? Да еще с утра?
— Не хочу, — честно призналась я.
— Оно и понятно, — откликнулся Валерка.
Мы вышли из квартиры и поднялись к Марине. Она открыла нам дверь, и мы, поздоровавшись, прошли в гостиную.
— Как у тебя дела? — спросила я.
— Да как, — проговорила Марина. — Вчера была на допросе, все одно и то же, хотя Степан и говорит, что один из следователей ему поверил и тоже, мол, пытается найти настоящего убийцу, но когда это будет… А ты? Почему ты вчера не пришла?
— Я просто увидела, что у тебя не горит свет, и не стала подниматься, — ответила я. — У меня есть новости, но об этом позже. Мы спешим, я надеюсь, что очень скоро все станет известно, — добавила я.
— Хорошо бы, — вздохнула Марина. — Когда вернешься?
— Если честно, не знаю. Мы пойдем, нас ждут. — Я приобняла Марину. — Пока, до вечера.
— Хорошо, — откликнулась она. — Только ты обязательно зайди, ладно?
— Ладно, — пообещала я.
Мы вышли от Марины и спустились вниз.
— Ну что, куда едем?
Я сказала Валерке адрес, и мы поехали к господину Яблочкину. Его дом находился на берегу Волги, можно сказать, на окраине, но еще в черте города. Мы добрались до места минут через сорок и остановились у двухэтажного нового коттеджа, построенного со вкусом, без вычурности. Вышли из машины, позвонили по домофону, хозяин ответил, чтобы мы проходили, что мы и сделали, миновав металлическую калитку и оказавшись в зеленом дворике, пересеченном дорожкой, ведущей прямо к дому. Анатолий Сергеевич, в брюках, рубашке и свитере, вышел нам навстречу.
— Здравствуйте еще раз, — проговорил он, улыбаясь. — Вот, это и есть наш дом, проходите.
— Познакомьтесь, — сказала я, улыбнувшись в ответ. — Это Валерий, ассистент, о котором я вам говорила.
Гурьев бросил на меня красноречивый взгляд, но ничего не сказал.
— Ваш ассистент? — переспросил Анатолий Сергеевич. — Но, кажется, я вас где-то видел? — Он прищурил свои небольшие глазки под очками. — Вы ведь ведете криминальную хронику?
— Вел, — поправила я, — теперь переквалифицировался.
— Что ж, — Яблочкин обменялся рукопожатием с Валерой, — проходите…
Мы прошли следом за хозяином в дом и оказались, миновав просторный холл, в гостиной, выдержанной в светло-бежевой гамме и очень хорошо обставленной. В одной из стен был камин с весело потрескивающими дровами, здесь было очень уютно, атмосфера, так сказать, располагала к задушевной беседе и вообще дружеским посиделкам.
— Присаживайтесь, — предложил Яблочкин, указывая на мягкие кресла. — Чай,
— Чай, — сказала я.
— Мне тоже, если можно, — проговорил Валера.
— Хорошо, я сейчас, так сказать, подсуечусь, а вы пока фотографии посмотрите. — Он протянул нам альбом, взятый с каминной полки. — Я уже приготовил. Это Ларины работы. И здесь… — Он показал на стены, увешанные фотографиями. — …это тоже ее работы.
Мы повертели по сторонам головами. Что и говорить, а Лариса была неплохим фотографом. Скажем так, фотографом интересным, потому что ее работы хотелось рассматривать, изучать, они и правда производили впечатление, а некоторые так даже и шокировали, в хорошем смысле слова, конечно. Она умела увидеть скрытую сторону предметов, умела поймать то самое прекрасное мгновение, которое так хотелось остановить. Она снимала не только предметы, но и природу, однако ни на одной из ее фотографий мы не увидели портретов.
— Скажите, — спросила я у Анатолия Сергеевича, когда он вернулся из кухни, выкатывая перед собой столик с чайными принадлежностями, — а почему ваша жена не снимает людей?
— Я тоже не раз спрашивал у нее об этом, — улыбнулся Яблочкин. — Она говорит, что не видит в людях красоты.
— Не видит? — удивился Валерка. — Но ведь она же видит ее в природе, даже в неодушевленных предметах, так почему же не в людях?
— Не знаю, — покачал он головой, наливая нам чай.
— Она пробовала снимать людей, но всегда оставалась недовольна, но кто знает, почему. Может, это и ей самой непонятно. Люди творческие вообще особенные. Но вы ведь согласны, что моя жена талантлива?
— Безусловно, — ответила я.
— А я бы даже сказал, она очень талантлива, — добавил Валерка, разглядывая одну из Ларисиных работ.
Мы приняли из рук Анатолия Сергеевича чай. Он сел напротив.
— Понимаете, когда мы с Ларисой познакомились, она, скажем так, еще не успела как следует оправиться от тяжелой психологической травмы, тогда она и не помышляла о фотографии, это ей посоветовал мой друг, профессиональный психиатр. Она стала этим заниматься, ей понравилось, теперь ее имя довольно известно, конечно, в узких кругах.
— А что с ней произошло? — спросила я. — Если, конечно, это уместный вопрос…
— Дело в том, — сказал Анатолий Сергеевич, — что она потеряла ребенка и человека, которого любила. Знаю, что она даже пыталась покончить жизнь самоубийством и очень не скоро сумела справиться с этой травмой…
Мы с Валеркой переглянулись. Такие совпадения с Викиной судьбой не могли не настораживать.
— А где вы с ней познакомились? — осторожно спросила я.
— Она работала в библиотеке, а я туда пришел, принес как-то книги, как раз своего приятеля-психиатра, увидел ее, она мне не то чтобы понравилась… Было в ней что-то… Знаете, она была такая одинокая, такая, знаете, что у меня просто сердце сжалось, когда я увидел ее глаза. Сначала просто захотелось помочь, потом я к ней пригляделся, наверное, влюбился, стал ухаживать. Она мои ухаживания не сразу приняла, я ведь намного старше ее, но потом все-таки потихоньку начала оттаивать, доверилась, стала увлекаться фотографией, понемногу осмелела, стала чаще улыбаться, в общем, — весело добавил он, — через год мы поженились. И вот, живем вместе уже почти четыре года. Она замечательный человек, я ее очень люблю, хотя вроде о таких вещах не принято говорить вот так, открыто, это все-таки очень интимное чувство, но я счастлив, что она моя жена.