Дамы любят погорячее (сборник)
Шрифт:
— И когда только этот кошачий концерт закончится? — покачал головой Володька и покосился на музыкальный центр.
Он всегда убеждал меня, что ничего не понимает в классической музыке. Но я-то знала, что его возмущение — это всего лишь шуточный ритуал, а на самом деле мой муж без ума от Лучано Паваротти…
По его поведению я заключила, что прямого эфира он не видел.
«Ну, и слава богу», — решила я мысленно. Разговор с Галиной Сергеевной я решила обдумать на другой день.
Утром Володька сбегал за хлебом, а я возилась у плиты. Приготовление омлета на завтрак тоже, между прочим, требует некоторых профессиональных навыков. Он ведь, к примеру, вполне может подгореть или… Я не успела додумать свою мысль до конца: в дверном проеме возник Володька, и лицо у него было чернее тучи.
— Что случилось, Володенька? — испуганно спросила я, почувствовав, что во рту у меня пересохло. После вчерашнего звонка Галины Сергеевны я только и ждала неприятностей.
— Вот, полюбуйся, — он протянул мне утреннюю газету. Кажется, это были «Губернские новости». — Не стал бы я тебе показывать, — добавил он, — но все равно ведь узнаешь… Лучше уж от меня! — Володька бухнулся в кресло.
— Что узнаю? — осторожно спросила я, убирая со лба непослушные волосы.
— Про это безобразие! — вспыхнул он, ткнув пальцем в газету. — И почему ты мне никогда ничего не рассказываешь? — протянул Володька обиженно. — Могла бы и рассказать о неприятностях!
— К чему тебе мои неприятности? — вздохнула я. — Если уж делиться — то радостью, — теперь я догадывалась, что за статья была напечатана в газете… — Разве ты забыл, что это и есть мое жизненное кредо?! — Я попыталась улыбнуться, хотя улыбка, должно быть, у меня получилась натянутая.
— А как же насчет того, что вместе и в горе и в радости? — прищурившись, осведомился Володька.
Я пожала плечами:
— Но мы же вместе!
— Еще бы не хватало, чтобы ты от меня ушла! — усмехнулся он.
— Этого не может быть, потому что не может быть никогда, — изрекла я с видом Спинозы.
— Ты газету-то разверни, — попросил Володька.
Я неохотно, но все-таки выполнила его просьбу. Уж очень мне не хотелось читать, что там про меня пишут в этих «Губернских новостях». Статья называлась «Криминальное женское счастье». Если сказать, что автор статьи отзывался о ведущей программы несколько нелицеприятно, то это значило — ничего не сказать. Из текста статьи выходило, что я не только приглашаю в свою программу каких-то подозрительных «темных» личностей, но и сама причастна к криминальным делам в городе. Журналист ссылался, в частности, на убийство цирковой артистки Камиллы Маринелли, которое и в самом деле произошло на моих глазах и было отснято нашей группой на видеопленку. О том, что же произошло с ней на самом деле, автор почему-то умалчивал, зато поливал ведущую программы, то есть меня, самой обильной грязью. Моя вчерашняя программа с Аллой Малаховой, на его взгляд, только подтверждала все вышесказанное…
Из этой же статьи я узнала, что Алла Владимировна Малахова уже взята нашими бдительными представителями внутренних органов под стражу.
Я ахнула и опустилась на стул, не отрывая глаз от газеты.
Вот тебе и «Независимое расследование с Ириной Лебедевой»!
Автором пасквиля значился некто Василий Ремизов. Имя это я слышала впервые и поэтому столь явственной неприязни в свой адрес понять никоим образом не могла.
— Ты с этим котом Василием знакома? — спросил Володька, заметив, что я понемногу начинаю приходить в себя.
— Нет. — Я покачала головой. — Я вообще ничего со вчерашнего дня не понимаю! Какое еще убийство? Какой труп?! Мы же в этом фитнесс-клубе с Павлом несколько дней снимали! Не было там никаких трупов!
— А про труп в статье, кстати, ничего не сказано, — справедливо заметил Володенька. — Значит, ты продолжаешь умалчивать о самом главном, — добавил он.
Тогда я смирилась и рассказала ему все от начала до конца.
— По-моему, тебе надо уходить с телевидения, — на полном серьезе сказал мой муж. — Эта работа становится для тебя слишком опасной…
Я хотела спросить его, кто же тогда станет зарабатывать деньги? Но вовремя прикусила язык. В мои планы совсем не входило ранить его чувство собственного достоинства.
— Я, конечно, понимаю, что это твое призвание, — продолжал муж, — но…
— Не беспокойся, — мрачно проговорила я в ответ, — если дело так и дальше пойдет, то на днях мне поступит предложение от начальства написать заявление «по собственному желанию»!
— Ну, это уж ты хватила! — удивленно усмехнулся Володька.
Сегодня была суббота — мой законный и единственный выходной. Я всегда строила на этот день массу самых разнообразных планов. Но жизнь, как ей и полагалось по штату, обязательно вносила в них свои коррективы.
Зазвонил мобильник, мы с Володькой переглянулись, опасаясь взять трубку. Но я все-таки превозмогла себя и шагнула навстречу неприятностям, которые подстерегали меня на другом конце провода. И их — эти неприятности — я снова узнала из уст Галины Сергеевны Моршаковой.
— Ирочка, здравствуй, — сочувственным голосом проворковала она. — Ты уже читала, наверное? — осторожно предположила Моршакова, разговаривая со мной так, словно я была человеком смертельно и безнадежно больным.
— Читала, — призналась я. Пожалуй, Володька был прав, что первым подсунул мне эту статью. Иначе я просто не выдержала бы сочувствия, которое готово было обрушиться на меня от сотрудников. — Вы с этим Ремизовым знакомы?
— Кажется, нет, — задумчиво проговорила Галина Сергеевна. — Но фамилию где-то слышала…
— Фамилия-то у него распространенная, — заметила я.
— И в самом деле, — призналась Галина Сергеевна. — Да, чуть не забыла самое главное, — всполошилась она. — Тебя Евгений Иванович вызывает!
— Срочно?
— Сегодня же, — сказала Галина Сергеевна. — Он тебя уже в своем кабинете ждет, впрочем, так же, как и меня, — вздохнула она. — И как мы только с тобой эту Малахову проглядели, а?! Ну, тебе-то простительно, — смилостивилась Галина Сергеевна, — а я-то уже сколько лет на ТВ?! Да ладно, слезами, как говорится… В общем, жду тебя в нашей двадцать четвертой комнате! — Сказав это, Моршакова повесила трубку.
— Что? — догадался Володя. — Полный разнос?
— Похоже, что так, — согласилась я.