Дань смельчаку (Погребальный звон по храбрым)
Шрифт:
Я хотел выжить в этом кошмаре.
Сквозь рокот прибоя послышался голос Шона О'Хары:
– Любые другие попытки в данном направлении будут пока бесполезны. Галлюцинаторное состояние после больших доз ЛСД может продолжаться сутками. Типично клинические симптомы. Думаю, следует поместить его в Марсворт-Холл как можно быстрее и начать интенсивную терапию. В данном состоянии этот человек является угрозой самому себе и всем, кто его окружает.
Марсворт-Холл - последняя остановка на пути в клинику для психически ненормальных преступников. Шон раз в неделю проводил там бесплатные консультации. "Какие там
– Они действительно были. На самом деле...
– А Фриц? - спросил он мягко. - Ты ведь сказал Шейле, что его пристрелили, однако он сейчас на улице, привязан у своей будки. Может, хочешь взглянуть и убедиться?
И тут я вспомнил. Вспомнил то, чего не могло быть, но что почему-то произошло. Невозможность. Полнейшая.
– Тот, пристреленный, пес, - закричал я, - был не Фриц - не мог бьпъ Фрицем! Он прыгнул с дамбы и проплыл пятьдесят ярдов в глубокой воде. - Они смотрели на меня, ничего не понимая. Я добавил: - Фриц плавать не умеет.
Последовавшая тишина показалась мне пустотой захлопнувшихся за моей спиной железных ворот. Кто-то кашлянул, и Дикс коротко кивнул.
Констебль взял меня за руку:
– Сэр, соблаговолите пройти за мной.
Я развернулся полукругом, одним-единственным ударом сломал ему руку и кинул его в дверной проем, чтобы расчистить дорогу. Страх, паника называйте как хотите - превратили меня в зверя.
Присутствующие набросились на меня, как стая разъяренных пеликанов, и через несколько секунд мой купальный халат был сорван, и я остался в чем мать родила. Он сходит с ума, напишут завтрашние газеты. После чего меня закуют в кандалы.
Я нанес несколько ввинчивающих ударов, и одного из нападающих отбросило назад с переломанными ребрами - он визжал, как недорезанный поросенок. Другому своротил челюсть, но тут вперед вышел майор, сделавший отменный цуки в живот. Затем поднял бедро на уровень поясницы, распрямил ногу и повторил удар.
Но для владеющего чи такого нападения недостаточно. Я пошел вперед, все время напоминая себе, кого и что являет собой этот человек. Поднял руки. Моя первая итонская половина, его - последняя. Стеночка - так мы называли эту игру. Хилари Воган, вот кто это был, - гордость школы. Мозги и кулаки, поэзия и бокс. Его никто никогда не мог побить, особенно после того как он вступил в ряды вооруженных сил.
Он понял, что я узнал его, - увидел в моих глазах - и непроизвольно нахмурился, как будто это имело какое-то значение, как будто он этого вовсе не ожидал. Все было так, будто ему все расчищали дорогу в регби, а на меня валились всей толпой.
Потребовалось шесть ублюдков для того, чтобы вытащить меня на улицу и посадить в машину - с наручниками или без таковых...
Глава 4
Время безумия
Марсворт-Холл сильно смахивал на загородное поместье восемнадцатого века, которые можно отыскать лишь в Англии, и нигде больше. Не превосходит Бланхайм-Плейс по размеру, но зато и не меньше его. По всему периметру усадьбы шла двадцатифутовая стена с современным усовершенствованием электрифицированной колючей проволокой. Проезжали мы сквозь управляемые
Все это очень смахивало на Тай Сон, по крайней мере по атмосфере. Надвигались сумерки, людей нигде не было видно. Если быть совершенно точным, то за все время пребывания в Марсворт-Холле я не видел более ни одного пациента.
Шон утряс все формальности и передал меня с рук на руки двум здоровенным санитарам. Таких ребят и ожидаешь увидеть в подобном месте. Страшилища - вот правильное слово для их описания: одно - с совершенно плоским носом и шрамами возле глаз, которые обычно остаются после огромного количества проведенных на ринге боев. Оба санитара производили впечатление людей, не желающих шутить по пустякам.
Более умного на вид звали Томсоном, а бывшего боксера - Флэттери. Меня отвели в душевую, где заставили хорошенько отдраиться карболовым мылом, в безграничном количестве поставляемым Министерством труда, затем выдали пижаму, штаны которой были собраны под резинку, и халат без пояса.
В маленьком лифте мы поднялись на последний этаж, и Томсон открыл дверь прямо напротив, пока Флэттери держал меня за руку, - тогда впервые я понял, что за мерзкий характер у этого парня. Он совершенно намеренно держал меня так, что рука отнималась. Мне показалось, что он ирландец, но когда Флэттери заговорил, говорок выдал коренного ливерпульца.
– Заходи, - сказал он и толкнул меня вперед.
В камере было даже уютно: кровать, шкаф, тумбочка, туалет - все было бы хорошо, если бы не глазок, в который за вами могли круглосуточно шпионить. Сквозь решетку виднелась земля.
– Что дальше? - спросил я.
– Дальше - ничего. - Флэттери омерзительно захихикал. - Здесь все живут очень тихо и спокойно, но ежели кто хочет нарваться - это завсегда пожалуйста.
Томсон, который явно чувствовал себя не в своей тарелке во время этой милой речи, добавил примирительно:
– На вашем месте я бы покамест не стал ложиться. Вас наверняка захочет перед отъездом увидеть доктор О'Хара.
Дверь затворилась, и я остался в одиночестве - и не в одиночестве, потому что мозг варьировал десятки мыслей, всплывавших на поверхность памяти.
Я лег на кровать и хотел было расслабиться, отдохнуть, но понял, что это совершенно невозможно, потому что сознание металось туда-сюда и я не мог отключиться. Сначала я был самим собой и думал четко и логично, потом кто-то вплывал в мой мозг, заполняя своим появлением ниоткуда зияющие лакуны, и дважды два становилось пятью, но никак не четы... не помню сколько...
Я силой попытался отправить себя обратно в сегодняшнее утро и принялся вспоминать: вначале сон, затем каждый, включая самые мелкие, инцидент, - ища какую-нибудь тропинку, по которой можно было бы отправиться дальше. Но какая тропинка и куда она ведет? Если прав был О'Хара, то, значит, я не просыпался, а видел сейчас продолжение кошмара, ставшее правдой.
Время шло. Час, два. Один раз мимо прошлепали шаги, и в глазке появился настоящий человеческий глаз. Меня следовало держать под непрерывным наблюдением, и в этом был свой смысл. Я ведь по крайней мере один раз пытался покончить с собой. Но даже мысль об этом заставляла волосы на загривке подниматься, а нутро выть от ярости, ибо все существо восставало против подобной ерунды.